себя поведет. Физические проявления чувств были вполне понятны – их вызвали нахлынувший страх, волнение, что-то похожее на гнев, странное ощущение, что происходит нечто необычайно важное, что-то способное навсегда изменить тебя, чувство, что после этой минуты все пойдет совершенно по-иному. Похожее, наверное, случается при автомобильной аварии. Никакой боли. Только сознание того, что ты на рубеже, что события будут развиваться так, как заблагорассудится судьбе, и ты не в силах на это повлиять. Ты ничего не можешь поделать, и тело автоматически переходит в режим созерцания, передавая бразды правления высшим, гораздо более могущественным силам. Попав в такие обстоятельства, мозг превращается в жалкую и бесполезную вещь, однако он никогда не прекращает пусть даже обреченных попыток найти происходящему объяснение или предугадать, что же будет дальше. Неужели нынешний Бобби вызвал все это замешательство? Или так действуют воспоминания о былом? Если так, то откуда же у обычной памяти такая сила? Тогда, должно быть, все дело все-таки в реальности?
Теперь они были вместе. Они стояли рядом и долго, и цепко обеими руками держались – за прошлое, за настоящее, за то, что могло с ними быть. В ее глазах были слезы, и Лайза чувствовала, что внутри у нее что-то начало смягчаться. Может быть, все было напрасно? Эта борьба. Этот гнев. Эта жажда мести. Может, этот тигр, на спине которого она мчалась через все эти годы, был совершенно иным существом в маске тигра? Может быть, в погруженной во мрак ночи лесной чащи все это время путь ей так ярко освещала совсем не ненависть, а все-таки любовь? Это казалось таким невероятным. И это было так очевидно.
Они отступили на шаг и посмотрели друг на друга. Бобби увидел блестящие глаза и такой незабываемый идеально очерченный подбородок. Сколько раз он видел это во сне? Сколько раз это представлялось, наяву? Однако ничто не могло сравниться с настоящей, осязаемой красотой: мягкость кожи ее округлой шеи, скульптурные очертания сильных плеч, рот, которого просто не могло быть у земной женщины. От нее шло волшебство и волнами накатывалось на него, околдовывая его сознание, всегда готовое поддаться чарам Лайзы. На этот раз с Божьей помощью он удержит ее, и чтобы подчеркнуть свою решимость, он снова заключил Лайзу в объятия и, прильнув лицом к ее теплым волосам, нежно прошептал:
– Лайза, моя Лайза.
Но какая-то часть в ней все еще продолжала бороться с ним. Привычка. Еще не стершаяся память о его жестокости. Мягко, но решительно Лайза отстранилась, глядя вверх, в его голубые глаза. Время пощадило его, но на красивом лице все-таки присутствовала печать печали. Он тоже страдал.
– Я хотела позвонить тебе, когда Джо Энн… – Лайза развела руками, не в силах продолжать. Надо было сказать так много. Но начать было не с чего.
– Я знаю. Я знаю.
– Я так ненавидела ее. Теперь это кажется совершенно бессмысленным.
– И меня ты тоже так и не простила.
– Нет, так и не простила. А теперь я и не знаю, было ли что прощать.
– А сын, который мог у нас быть?
Лайза улыбнулась ему. Кажется, момент подходящий.
Скотт ушел, но он присутствовал здесь. Слишком долго она отрицала его существование. Это и погнало его прочь. Возможно, ее признание вернет его назад.
– У нас есть сын, Бобби.
Она увидела недоверие в столь знакомых ей глазах.
– Мой сын Скотт – это и твой сын тоже. Я не хотела, чтобы ты узнал об этом. Никогда. Даже Скотт этого не знает.
– Но ты же говорила, что ты… Вернон Блэсс… Ты хочешь сказать, что тогда, в больнице, когда родилась Кристи…
– Да. Да. Конечно, этот ребенок был твоим. Я не смогла убить его. Боже, а ведь хотела. Убить его, потому что не могла убить тебя. Но я не хотела доставить тебе удовольствие знать, что я родила тебе ребенка. Сына.
Бобби протянул руку и прикоснулся к ней, чтобы пригасить пламя горечи, которым дохнули на него ее слова.
– О, Лайза. Прости меня. Я ведь ничего не знал.
– Что ты чувствуешь сейчас? Бобби посмотрел на нее, на прекрасную, глубоко оскорбленную женщину, которая так его любила, и точно понял, что он сейчас чувствует.
– Я люблю тебя, Лайза, – просто сказал он.
– Тогда поцелуй меня, – сказала она. И улыбнулась.
Губы их сначала были сухими, в них ощущались напряжение и нервозность, как у неопытных влюбленных. Она в страхе замешкалась, опасаясь, что момент будет упущен, прежде чем сможет распуститься цветок страсти. Но желание, которое так долго находилось в спячке, которому так долго отказывали в праве на существование, росло по своим собственным законам. Без всяких усилий оно накатилось и обрушилось на них, сметая все на своем пути, отбрасывая сознание и хороня под собой осторожность. Бок о бок с ней в этом неистовом заговоре душ бежала волна нежности. Бобби и Лайза слились, сердца их бились одно рядом с другим, сильные руки сцементировали их решимость. Долго-долго они наслаждались совсем не забывшимся ощущением друг друга, соединившись так, что никто и ничто не смогло бы разделить их. Лайза почувствовала его твердость и прониклась к нему из-за этого еще большей нежностью. Это принесло ей радость, как уже не раз было в прошлом, много лет назад. Теперь им. уже не нужны были слова, они попали в страну, где обитали чувства. Не нужно было думать, не нужно было ничего объяснять. Им нужно было только чувствовать и ощущать ответное чувство. Они опять стали возлюбленными.
Из-за сильного шума в переполненном аэропорту Скотту пришлось кричать в телефонную трубку. Прижатая рядом к стене кабины, Кристи пыталась понять, как идет разговор, и внимательно следила за его лицом.
– Это я, Скотт. Ты меня слышишь? Здесь ужасно шумно. – Он зажал другое ухо ладонью в напрасной попытке оградить себя от звуковых помех.
