— В хорошем состоянии. Белую. С импортной резиной.
— Не за тем меня сюда занесло! — отшутился гость, уловив в хмельной интонации приятеля нотку куража.
— Ты, Андрюшка, не выкаблучивайся… Я тебе не милостыню даю. Завтра позвоню начальнику ГАИ, переоформим на тебя, заверим у нотариуса фиктивную куплю-продажу. Налоги беру на себя.
— Ты вправду? Или по пьянке? — уже серьезно спросил Андрей Петрович, заподозрив прихоть захмелевшего приятеля.
Василий Ильич обернулся, — нет ли кого рядом, — и понизил вдруг голос:
— Ты не смотри, что я веселый… Рак у меня, Андрюшка, третьей степени… Правое легкое, сволочь, рвануло! Повторный курс «химии» прохожу. Короче, время сочтено… Я тебе первому об этом говорю… Никогда не просил. А сейчас прошу поклонно! Это мне нужней, чем тебе. Много накуролесил. Часто забывал о близких людях… Будешь ездить и — обо мне вспоминать!
— Почему же ты не сообщил об этом родным? Нечестно по отношению к ним…
— Раскиснут заранее… — скороговоркой произнес хозяин. — Люську фирма на два года командирует в Бразилию. Зоя через месяц в Москву перебирается на присмотр внуков. Младшая дочь да Раиса меня досмотрят…
— А выглядишь неплохо. Может, обойдется? И виски пьешь.
— От боли… Еле отправил Зойку, чтоб не догадалась. Я в последнее время Пушкина перечитываю. Помнишь, Ибрагим уехал, не простившись со своей француженкой. Так и у меня не хватает духу признаться жене…
Он с внезапной тревогой оглянулся. Людмила, прежде говорившая по мобильнику как бы сама с собой, пересекла двор раскованно-летучей походкой.
— Венеция! — объявила отцу, с улыбкой подавая изящный красный телефончик.
— Ау! Легкая на помине, Зоенька. Только что говорили о тебе с Андреем Баклановым. Да, у нас. Передаю горячий привет тебе и — обратно… Откуда звонишь, с площади Сан-Марко? Знаю. Гулял там. Корм для голубей по евро или подорожал?
Путешественница что-то рассказывала, а Лукьянченко улыбался, вскидывал брови, хмыкал, порываясь возразить. Наконец, вернул «игрушку» дочери, тут же удалившейся.
— Значит, ночевать не остаешься… А куда спешишь? Ты пойми, что нет «сельского района» в прежнем понимании. Отдельно земля, отдельно агрохолдинг, отдельно — администрация и население. Рядом с нашим хутором руду нашли. Немцы будут комбинат закладывать. По-моему, документация на согласовании.
— Василий, ты очень дорог мне. Но, извини, я не приму машины. Есть в этом что-то холопье… Понимаешь?
— Не понимаю. И не пойму! Если считаешь меня настоящим другом, то любой подарок твое самолюбие задевать никак не может. Если, конечно, считаешь…
— Я уже сказал.
— Тогда давай паспорт… Рая! Откопируй на ксероксе!
Солнце, перевалив через купол беседки, сбоку осветило вощанистые виноградные листья, крупные гроздья (карминного теперь) муската. Андрей Петрович все более испытывал беспокойство, не позволяющее соглашаться с тем, что не радовало, казалось принужденным. И, пряча в барсетку паспорт, возвращенный Раисой, признался:
— Все-таки неловко… А как отнесутся твои родные?
— Дочери — люди обеспеченные. Можно сказать, богатые. А Зоя будет в восторге… Знаешь, когда гнул жизнь под себя, думал, что суть не в смене формаций, а в натуре человека. Пришлось со всякой нечистью якшаться, в клюв по куску сыра давать! Гордился тем, что я — человек состоявшийся и способен на сильные поступки. А теперь, на краю бездны, по-другому всё представляется. Ничего не надо, кроме здоровья и окружения родных, — с откровенной болью вымолвил приятель и опустил глаза.
Молча и медлительно они потянулись к выходу. Мимо крыльца, мимо гонявшего мяч Мартина, мимо задремавшей в кресле очаровательной москвички. Оба ощущали подступившую неведомую грусть. Перед калиткой Андрей Петрович обернулся, выдержал испытующий взгляд хозяина.
— Есть восточная притча, — сказал он со вздохом. — Конфуций застал как-то двух спорящих мальчиков, которые попросили его рассудить, кто из них прав. Первый говорил, что солнце ближе всего к Земле на восходе и закате. И приводил пример, что предметы с увеличением расстояния уменьшаются, — так это происходит со светилом, когда оно в зените. Второй же утверждал, что солнце именно в зените ближе всего к Земле, потому что в полдень становится нестерпимо жарким, а на зорях оно прохладнее. «Разве, приближаясь к огню, мы не испытываем усиливающийся жар?» — спросил этот мальчик. Конфуций выслушал их и ничего не ответил. Оба заблуждаются. Оба по-своему правы…
— Да, родились в одном хуторе, учились в одной школе и работали вместе, а прожили по-разному! — заключил хозяин, напоследок пожимая руку. — Завтра, Андрюшка, увидимся. Когда поедешь к нотариусу решать свой вопрос, обязательно позвони мне на мобильный.
4
На знакомом перекрестке Андрей Петрович свернул с трассы, надвое рассекающей райцентр. Желание увидеться с Мариной и разузнать об их дочери одолело все сомнения и домыслы.
На том месте, где прежде в курене бабушки жили они с Мариной, небо подпирал замок, наполовину скрытый кирпичным забором. Сверху смотрел глазок видеокамеры. Неужели в этом доме живут Марина и его дочь?!
Он, сбиваясь с шага, взволнованно подошел к металлической двери и нажал на кнопку переговорного устройства. Весь обратившись в слух, ожидал, что сейчас отзовется Марина. Но в динамике щелкнуло, мужской голос промямлил нечленораздельно, с акцентом:
— Что хотели? Ну?
— Марину Сергеевну могу я видеть?
— Нет у нас такой! Давно уехала, да…
Раздумывать было некогда. Неподалеку жила семья Самусенко. Михаил, помнилось, вёл физику, а жена, Тамара, кухарила в школьной столовой.
Андрей Петрович сразу нашел их домик, в котором бывал когда-то. Во дворе пожилая женщина граблями ворошила кучу золотистых кукурузных початков. Прокаливала на солнце. Она вопросительно замерла, когда напротив остановился «жигуленок».
— Не узнаете? Я в школе работал, Бакланов. Муж дома?
— Заходите! Жарища неподобная… Мишенька! Гость к нам, — звала, вытирая руки о фартук, миловидная хозяйка. — Заодно и пообедаем!
— Только от стола, — улыбнулся Андрей Петрович, становясь в тень развесистой груши. — Я на минутку.
По деревянным ступенькам спустился не ухарь с богатырским развалом плеч, а по-мальчишески сухопарый грустноглазый старичок. Он признал гостя тотчас, приветливо бросил:
— С приездом, Андрей! Что привело?
— Хочу узнать, где Марина, бывшая жена.
— Да как похоронила мужа, уехала к дочке, — отозвалась Тамара и подступила ближе. — Сергей, даром что шофер, а на все руки был мастер. На гармонье играл. Во всем Сергеевне уступал…
— Я знаю…
— От давления помер. А Наташка забрала мать в Ростов. Ох, и натурная она у вас! — с затаенным восхищением сказала Тамара. — Смалочку своевольничала, а повзрослела — и подавно! Некому было приструнить.
А дорогу в жизни сама себе пробила! Была этой, как его… «челночницей». Потом замуж вышла за «крутого», его посадили, а в тюряге порешили… Наталья дела приняла, продолжила. Плакала Сергеевна,
