— Что ж, не буду обманывать ваших ожиданий. Тем более что явился сюда не для того, чтобы проливать кровь охранников Протаса. Я хотел раз и навсегда отбить у него желание предательски нападать на сына Светозора, прячась за чужие спины и скрывая свои грязные планы от вольной ватаги. Если сомневаетесь в том, что Протас замыслил сегодня же повязать меня и продать Климоге, спросите его людей. Надеюсь, сейчас они не станут врать и выкручиваться…
Филимон и Чуча вытолкали уцелевших охранников к толпе. Понурив головы, те вразнобой подтвердили слова Владигора.
— Думаешь, ватага сомневалась в подлости Протаса? — вполголоса спросил у княжича Ждан. — Они пришли, чтобы удостовериться в твоей силе и власти, князь. Им Тарасик, видать, все уже рассказал.
Владигор согласно кивнул.
— Да вот незадача, братцы, — язвительно усмехнувшись, вновь обратился он к толпе. — Не хочет Протас с полатей слезать! Заперся в избе, будто баба какая, и носа не кажет. Что делать будем? Я-то обычаи разбойничьи не запамятовал, как видите. Кто бы предательство своих ни замыслил, хоть сам атаман, должен на ватажный суд предстать. Либо с обвинителем своим в честном бою сойтись. Верно говорю?
Лишь одна неточность была в рассуждениях княжича: Протас имел полное право не признавать его членом разбойной ватаги, поскольку четыре года назад он сбежал из нее. Значит, и желание продать объявившегося вдруг беглеца князю Климоге не считалось очевидным предательством.
Но в подобные тонкости, как и надеялся Владигор, толпа вникать не собиралась. Сомнения разбойников мог разрешить теперь лишь поединок жестокого, всем опостылевшего атамана и этого юноши, в котором многие готовы были признать законного правителя Синегорья.
После слов Владигора по толпе прокатился неясный ропот. Отдельные фразы наиболее ретивых вольников, донесшиеся до слуха друзей, не предвещали Протасу ничего хорошего:
— А чего канителиться? Вышибить дверь — и вся недолга!
— В окошки факелов напихать — сам выскочит!..
— В избе ли он? Может, сбежал давно.
— Куда денется! Коли сбежит, значит, вдвойне виноват…
— Ну, чего стоять-то? Надо вытаскивать Протаса на круг, пусть бьются, как обычаем нашим положено. .
Ни поджигать избу, ни вламываться в нее не понадобилось. Дверь сама распахнулась, и на порог вышел Горбач. Пробежав острыми глазками по столпившейся у ворот ватаге, он торопливо спустился с крыльца и подошел к Владигору.
— Я отговаривал Протаса идти против тебя, клянусь Белесом! Но ты знаешь его норов — ничего не желает слушать.
— Знаю, Горбач, знаю. И повторяю: зла на тебя не держу, — поморщившись, сказал княжич. Нервные, поспешные оправдания Горбача вызвали в нем неприязненные чувства. — Где он? Неужто сбежал?
— Нет, куда ему теперь? Сейчас выйдет. Когда ватагу увидел, сразу понял, чего люди хотят… Но ты, княжич, с ним поосторожней будь. Он рубака крепкий, опытный, один троих осилить может. Справишься?
В голосе Горбача слышалась неподдельная тревога. Владигор понимал причину этой озабоченности. Если Протас верх возьмет, вряд ли простит своему бывшему соратнику сегодняшние метания.
Вновь с треском распахнулась дверь, едва не сорвавшись с петель от сильного удара. Тяжелой поступью разъяренного быка на крыльцо вышел атаман Протас. Стало понятно, почему он задержался в доме: один вид его должен был наводить страх на противника.
Облаченный в кельтские доспехи, с наброшенной на плечи волчьей шкурой, в шлеме, увенчанном волчьей же головой, он произвел должное впечатление на свою ватагу. Но не на Владигора, который видывал врагов и пострашнее. Лицо Протаса было скрыто под маской из шкуры болотной крысы. В прорезях злобным огнем и жаждой крови пылали угли черных глаз. Вооружение атамана составляли тяжелый палаш с длинным прямым клинком и кистень, железный шар которого был утыкан шипами. Впрочем, как догадывался Владигор, где-нибудь под одеждой наверняка припрятан кинжал, а в голенище — нож.
Против него у княжича был только короткий синегорский меч и заветный охотничий нож. Грудь Владигора прикрывали лишь куртка из дубленой кожи да медный родовой знак на шнурке… И все же Владигор не стал требовать от ватаги уравнивания с грозным соперником ни в оружии, ни в доспехах.
Отмахнувшись от настойчиво убеждавшего его в чем-то Ждана, скинул куртку, взял ее в левую руку. Затем решительно обнажил меч, а пояс с ножнами, чтобы не было помехи в бою, отбросил в сторону.
Все разбойники, собравшиеся возле дома Горбача, отступили к частоколу, освобождая площадку для поединка. Сам Горбач, бросая взгляды то на княжича, то на возвышающегося на ступеньках крыльца атамана, никак не решался провозгласить начало схватки.
За него эту задачу решил Протас. С громким рычанием дикого вепря он без какого-либо иного предупреждения ринулся на Владигора. Юноша легко увернулся, парируя удар кистеня, который на бегу пытался нанести ему Протас. Атаман тут же повторил атаку, и вновь Владигор отклонился без особого труда. После третьего наскока стало ясно, чего он добивается: незаметно оттеснить княжича к стене дома, чтобы лишить гибкого и увертливого соперника главного преимущества — свободы передвижения. За нарочито выпячиваемой яростью скрывался трезвый расчет опытного бойца.
Владигор сделал вид, что попался на эту хитрость, и уже без особой нужды попятился к дому. Размахивая кистенем над головой и выставив вперед меч, Протас двинулся вперед. Княжич махнул курткой, будто намереваясь отпрыгнуть в сторону, и, когда меч атамана дернулся следом, оставив грудь незащищенной, нанес молниеносный удар.
Только прочный нагрудник из кельтской стали спас атамана. Покачнувшись, Протас запоздало ударил кистенем по тому месту, где только что находился юноша. Тот, оказавшись значительно левее, подставил под кистень куртку. Шипы с треском прорвали дубленую кожу, однако тяжелый шар запутался в ней. Владигор тут же рубанул мечом — и обитая медью рукоять кистеня разлетелась на две части.
Теперь соперники уравнялись в оружии… ан нет! Как и ожидал княжич, атаман сразу извлек припрятанный под волчьей шкурой кинжал с треугольным лезвием. Раны, полученные от такого кинжала, очень долго не заживают, гноятся и, бывает, сводят в могилу.
«Вот только я раньше времени в могилу не спешу», — подумал княжич и улыбнулся, потому что пока Протас ничего новенького не показал, даже подлый кинжал не стал неожиданностью.
Улыбка на лице юноши разозлила атамана больше, чем утраченный кистень. Широко размахивая мечом, он наступал на княжича подобно медведю, поднятому неосторожным охотником с лежки. Владигор спокойно парировал удары, хотя под напором массивного противника вынужден был отходить к маленькому сарайчику, притулившемуся на краю двора.
Трудноуловимым движением Протас метнул кинжал. В последний миг Владигор сумел отклониться — стальной клинок, просвистев возле уха, вонзился в стенку сарая. Отвлекшись на кинжал, Владигор чуть не пропустил страшной силы удар палаша, едва успев заслониться своим мечом. Удар был столь мощным, что юноша не устоял на ногах и врезался спиной в трухлявые доски сарайчика. Они не выдержали, проломились под его телом, и Владигор упал внутрь.
К несчастью, в сарайчике валялся всякий рыбацкий хлам, а на ветхой стене была развешена старая рыболовная сеть. В ней-то и запутался Владигор. Чем активнее он старался высвободиться, тем туже затягивались веревки. Протас громко расхохотался, заранее празднуя победу…
Ухватив сеть своей огромной лапищей, он рывком выволок бьющегося в ней княжича наружу и швырнул на землю. Протас растягивал удовольствие, которое доставлял ему вид поверженного противника. А может, раздумывал: сразу убить юнца или продать-таки спеленутого «самозванца» Климоге?
Владигор мгновенно воспользовался этой задержкой и, не пытаясь больше подняться, спутанными ногами ударил атамана в живот. Пока Протас, скорчившись от боли, ловил ртом воздух, княжич вытащил охотничий нож и одним махом перерубил часть веревок. Осознав свою ошибку, Протас сделал резкий выпад, дабы последним ударом палаша прикончить распластанного у его ног и все еще опутанного сетью княжича.
Однако Владигор, извернувшись словно ящерица, скользнул под его рукой и изо всех сил — снизу
