— И мысли такой не держал! — вскинулся Варсоба. — Но если б суд один я вершил… А то ведь о чем говорю — о слухе, который мечом не пресечь и удавкой не придушить. Коли на поединок с дядькой своим сунешься, люди год-два тебя славить будут, а через пять-десять что скажут? Что колдуны тебе помогли вокняжиться! Черной магией выбил меч из десницы Климоги! Да еще много чего наболтают. Решай вот теперь, а я слово свое сказал…
Владигор понимал, что старик дело говорит: нельзя промашку сейчас допустить, иначе она все его замыслы перечеркнуть сможет. Понимал — и медлил. Наверно, еще долго бы не решился выбрать: то ли старейшинам вверить судьбу преступника, то ли на поединок его вытащить (а меч в меч с Климогой ох как сойтись хотелось!), — если бы не сестра Любава.
Она все сомнения его разрешила, когда перед стариками Ладора напрямую высказалась:
— Климогу за убийство нашего отца судить не можете, ибо свидетелей не нашлось? Бред собачий! Надо — опять к берендам пойду, отыщу тех, кто в Ночь оборотней здесь, во дворце, рядом с Климогой был. А если и этого мало — меч возьму! За мной-то чародейской силы нет, верно?
Старики промолчали, но по их глазам было видно: резкие слова княжны за живое задели, не станут они более на Владигора оглядываться и откладывать суд над Климогой.
И молодой князь смирился. Пусть делают, как считают нужным. Иначе ведь и вправду надумает Любава на мечах разбираться с кровавым убийцей, она слов на ветер не бросает…
Так что оставалось Климоге последнюю ночь в баньке скоротать. Утром его выведут на площадь, поставят с непокрытой головой перед старейшинами и праведный суд учинят. А уж каким приговор будет — казнь принародная или изгнание вечное, — то на их совести.
Климога в эту ночь долго не мог уснуть. Хотя никто не говорил ему, что суд назначен на завтрашний полдень, всем нутром своим ощущал близость чего-то пугающего и отвратительного. Поэтому ворочался с боку на бок на жестком ложе, тяжко вздыхал и в сотый раз вспоминал предсмертные слова Светозора:
Пусть не сам покойничек мстит, а его щенок-недобиток, да все равно — угроза не пустой оказалась…
Неожиданно из печного угла баньки послышалось тихое, но отчетливое поскребывание. Климога, с детских лет не выносивший крыс и мышей, торопливо вскочил, руками нашарил сапог на полу, приготовился было швырнуть его в поганую тварь — и обмер. Бледный свет луны, падавший из оконца, выхватил из мрака маленькую человеческую фигурку, невесть каким образом очутившуюся в крепко запертом и надежно охраняемом остроге.
Холодный пот прошиб Климогу. Неужто карлик-уродец, самый верный слуга Владигора, явился среди ночи, чтобы тайком порешить знатного узника?!
Объятый страхом, он попытался закричать, позвать на помощь стражников, но из горла вырвался только чуть слышный хрип.
— Чего перетрусил-то, князь? — раздался насмешливый голос. — Вот ведь дурная человечья порода: к ним на выручку идешь, а они со страху обделаться норовят! Да ты присядь, болезный. И сапожок на место поставь. От меня не токмо сапогом — кистенем не отмахаешься… Ну, очухался?
Климога повиновался. Голос у незнакомца был скрипучий и какой-то
Нежданный гость шагнул вперед, будто хотел, чтобы узник разглядел его получше. И в самом деле — не человек, а непонятное что-то! Ростом не выше бурундука, ручки-ножки кривые, рожица сморщенная, как моченое яблоко.
— Т-ты кто т-такой? — запинаясь, спросил Климога. Пережитый ужас еще не до конца отпустил его, губы подрагивали, язык подчинялся с трудом. — Откуда в-взялся? 3-зачем?..
— Много вопросов задаешь, князь, а времени у нас мало осталось. Ладно, отвечу. Не то, пожалуй, до рассвета приставать будешь — кто, да что, да почему. Лешак я, леший то есть, из Заморочного леса. Великий Господин прислал, чтобы тебя отсюда вытащить. Полегчало теперь? Не мое дело, конечно, по людскому-то жилью шататься. Дух здесь тяжелый, муторный… Так что давай поскорее управимся.
Лишь теперь понял Климога, о чем речь идет, — о свободе! Значит, не забыл Великий Господин своего верного слугу, не бросил голодранцам на растерзание!
Он резво вскочил на ноги, тут же вновь опустился на лавку, стал поспешно натягивать сапоги.
— Да-да, я сейчас, я быстро, — затараторил Климога. — Слава нашему Всемогущему и Беспредельному!
— Не мельтеши, — недовольно проскрипел посланец Триглава. — Да язык попридержи, покуда стражники тебя не услыхали. Уши растопырь и слушай внимательно. Сейчас, как повелел Господин, превращен будешь в куницу. В ее облике отправишься…
— В кого? — Климога опешил. — Почему в куницу? Зачем это?!
— Да замолчи ты наконец! Не хочешь — оставайся здесь подыхать, мне хлопот меньше. Утречком за тобой дружинники явятся, на судилище потянут. Ну, чего тебе больше нравится?
Климога зябко передернул плечами, затем вздохнул и покорно кивнул.
— Отправишься в ильмерскую крепость Дарсан, что на границе с землями савроматов, — продолжил лешак. — Найдешь трактир старухи Венусты, она вернет тебя в человечью шкуру и дальнейший путь укажет. Однако запомни: у тебя только год, чтобы к Венусте поспеть. Опоздаешь — навсегда куницей останешься.
Лешак хмыкнул, почесал сморщенный подбородок. Себе под нос забурчал, словно Климоги рядом не было:
— И чего в таком ущербном Великий Господин разглядел? До костей лжив и алчен, ума с гулькин нос, храбрости и того меньше. Одна непомерная гордыня да самомнение огромадное… Ну да Господину виднее. Может, заделав бывшего князя грязницей-куницей, он слугу своего подправить надеется, может, что другое замыслил, — не мне, лешаку, разбираться. Эй, Климога, готов к дороге?
Тот растерянно осмотрелся, не совсем понимая происходящее, даже на обидные слова не ответил. В голове одна мысль вертелась: как в пути кормиться — неужто мышей и тараканов жрать, колоски на полях шелушить и лесные коренья откапывать?! Но еще больший страх напал, когда уяснил себе, что опасный и дальний путь придется одолевать без помощников, без верных слуг и подсказчиков, а коли вовремя не одолеет… Брр!
Мелкой дрожью забилось тело узника. Однако посланец Триглава не стал медлить. Отступив к стене, он присел на корточки, из-за пазухи что-то вынул, чиркнул огнивом. Прямо в его кривых лапках вспыхнуло яркое пламя, разбрасывая искры во все стороны. Над пламенем закурился ядовито-зеленый дым, вьюном свернулся и поплыл на Климогу.
— Н-нет, н-нет! — замахал Климога руками в отчаянной попытке сбросить с себя
Лешак будто не слышал его воплей, продолжал бубнить заклинания. Ядовитый вьюн стал темно- коричневым, а затем кровавым. Плотно спеленав Климогу с головы до пят, он начал сжиматься и вскоре свернулся в замысловатый клубок — с вершок высотой, не больше. Вопли узника стали глуше и уже не походили на человеческие. Так рычит-стонет запуганный звереныш: дико, беспомощно, нутром, а не горлом.
В это время, встревоженные непонятными криками и мерзким дымом, повалившим вдруг из оконца баньки, в дверь ввалились стражники. Впрочем, пока срывали засовы и втроем толкались в тесном предбанничке да кашляли, ядовитый дым почти рассеялся.
Банька была пуста.
Между широко расставленных ног одного из стражников неожиданно прошмыгнул странный зверек. А больше никого не было.
Позднее этот стражник, понурив голову и с трудом подыскивая слова, так описывал зверька Владигору:
— Кажись, бурый он был, темно-бурый… Плохо его видел — глаза от дыма слезились. Дым непонятный какой-то, с ног сшибить может… Что еще? Под горлом желтое пятно, нет, не совсем желтое, а
