Вождь родного племени Абдархора носил гордое имя Саддам, что означало «наносящий удар». Это имя вполне соответствовало его характеру — прямому, резкому и решительному. Хотя Саддаму уже перевалило за пять десятков лет, он по-прежнему был крепок телом, имел острый глаз и ясный ум. И он был одним из тех савроматских вождей, которые хотя не перечили Климоге в открытую, всегда умудрялись исполнять его приказы по-своему, дабы не губить зазря соплеменников.
Выслушав сбивчивый рассказ Абдархора, Саддам надолго задумался. Он знал, что Климога давненько на него нож точит, однако до сего дня в ход пустить не решался. Воины Саддама сильны и отважны, своего вождя почитают как отца родного и никогда не дадут его в обиду. Но ежели целую сотню отправить в предгорья на поиски богатыря-синегорца, в племени останутся лишь две дюжины воинов. С ними разбойная ватага Климоги Кровавого разделается без большого труда. Может быть, в этом и заключается коварный замысел Климоги?
Он предчувствует, что Саддам способен воспротивиться его воле. И он прав. Чего ради осаждать высокие крепостные стены, заливая их савроматской кровью, коли можно, миновав Дарсан стороной, углубиться в земли богатого Ильмерского княжества и бить дружинные отряды в чистом поле? Кочевники издавна сильны были на широких просторах, в теснине сражаться они не обучены!
Однако переубедить Климогу — безнадежное дело. Он какие-то свои цели преследует, не считаясь с мнением мудрых вождей. И ему покровительствует сам Властелин Преисподней… Как тут посмеешь ослушаться?
— Сотню всадников придется-таки посылать в предгорья, — сказал наконец Саддам. — Это, может, и к лучшему: не положат головы у стен Дарсана. Поведешь их ты, как приказано. А когда стемнеет, сам решай, куда коня своего направить… В племя тебе возвращаться нельзя — Кровавый слово сдержит.
— Так ведь за меня, вождь, Климога с тебя спросит, — возразил Абдархор.
— С чего вдруг? — едва заметно улыбнулся Саддам. — Не я же тебя посылал синегорца искать, а сам повелитель. Разве не так? Я нынче буду ниже травы, тише воды, чтобы не дать Кровавому повода на мне злобу выместить. Хочется ему Дарсан брать? Ладно, будем брать. Сам оставшихся воинов поведу на крепость!
— Зачем? — удивился Абдархор.
— А затем, что лучше от ильмерского меча погибнуть, чем от подлого ножа в спину… Духи предков ко мне всегда милосердны были, глядишь, и на сей раз беды не допустят.
— Я буду молиться за тебя, мудрый вождь! — воскликнул Абдархор.
— И о себе не забудь в тех молитвах, — ответил Саддам, надевая боевой шлем и перевязь с мечом. — Пошли, командир, пора людей поднимать.
Воины Саддама, с раннего детства привычные к походной жизни и быстрым переменам любых планов, в считанные мгновения взнуздали коней и, не задавая лишних вопросов, вслед за сотником Абдархором умчались в степь.
Саддам тяжко вздохнул и мысленно пожелал им удачи. А она сейчас, по его твердому разумению, заключалась в том, чтобы духи предков помогли его людям избежать опасной встречи с богатырем- синегорцем.
10. На берегу Аракоса
Военный совет, собравшийся в доме Касима, затянулся до позднего вечера, а как выдюжить против наступающей орды — придумать по-прежнему не удавалось. В совете принимали участие пятеро: сам воевода, два дружинных сотника — Прозор и Панфил, личный посланник Ильмерского князя Ермий и князь Владигор. Все они не были новичками в ратном деле, поэтому хорошо понимали, что отстоять Дарсан теми силами, которые сейчас находятся в крепости, почти невозможно.
В распоряжении воеводы Касима было всего-навсего две с половиной сотни дружинников да еще сотни полторы мирных жителей — простых мужиков, сроду не воевавших, но готовых встать на крепостные стены. Климога же, как сообщили лазутчики, ведет за собою почти три тысячи воинов!
Правда, его орда, рассыпанная по степи и в устье Аракоса, не собралась покуда в единое войско. Иные племена, впервые пришедшие к границе Ильмерского княжества, увлеклись грабежом мелких деревушек и не спешат под власть Кровавого. Однако утешение это слабое — Триглав, без сомнения, очень скоро заставит их подчиниться Климоге.
Владигор тем не менее предлагал воспользоваться именно этой ситуацией и первыми нанести удар по вражескому лагерю.
— Если мы не можем биться, как медведь с волчьей сворой — нанося тяжелые удары лапами, — говорил он, — то должны жалить, как оса: быстро, неожиданно, в самые болезненные места!
— Много ли проку от осиных уколов? — возражал воевода. — Только силы зря потратим.
— Нет, не зря! Так мы хотя бы на несколько дней отвлечем варваров, помешаем им соединиться у стен Дарсана. А нам очень важно выиграть время… Савроматы-кочевники очень задиристы. Любой вождь, если кто-то посмеет напасть на его племя, скорее вышлет погоню за обидчиком, нежели поведет своих воинов к месту сбора орды.
— Слова князя весьма разумны, — поддержал Владигора сотник Панфил, тот самый, что признал в оборванце у крепостных ворот Светозорова сына. — Мне уже приходилось биться с кочевниками, повадки их знаю. Коль заденешь их — не отвяжутся, будут за тобой по степи гоняться, пока лошадей не уморят.
— Ладно, уговорили, — кивнул Касим. — Наберу для такого дела полсотни всадников, больше никак не получится… Ты, Панфил, и возьмешь их под свое начало. Однако не думаю, что это задержит Климогу. Вся надежда у меня лишь на синегорскую дружину, да вот ждать ее, как понимаю, долго придется — путь не близкий.
— Эх, почему князь Дометий не пожелал сюда подмогу прислать, когда мы просили?! — воскликнул в сердцах сотник Прозор. — Еще весной грамоту ему посылали, предупреждали, что не зря варварские набеги участились — беда вдоль границы шастает!
— По вашей грамоте он и прислал меня в Дарсан, — ответил Ермий. — Князь хотел, чтобы я все на месте проверил. Не верилось ему, что дела столь плохи…
— Конечно, в богатых палатах сидючи, поверишь ли, что где-то люди гибнут?! — не унимался Прозор. — Он когда в последний раз по своему княжеству ездил, интересовался, чем люди живут? Годов пять, а то и все десять из Берестья носа не показывает!
— Не нам судить о делах княжеских, — без особой уверенности в голосе возразил Ермий.
В третий или четвертый раз начиналась эта перепалка. Видно было, сколь велика обида защитников южной границы на своего князя. Посланник Ермий тоже понимал справедливость их упреков, но, будучи преданным слугой Дометия, вынужден был отыскивать для него оправдания.
Владигор не обращал внимания на эти споры. Прикрыв глаза, он воссоздавал в памяти карту Братских Княжеств, стараясь как можно точнее высчитать, через сколько дней к Дарсану подойдет помощь. Подсчеты получались не слишком обнадеживающими.
Ладанейская дружина спешит изо всех сил, и дорога у нее самая прямая — через степь. Если в пути сумеет избежать стычек с воинственными племенами степняков, то дней через пять-шесть ударит по орде с запада.
Верный друг Ждан ведет войско через ильмерские леса и болота, и одним богам ведомо, как скоро он сюда доберется. Самая большая надежда на синегорские ладьи, которые спускаются сейчас вниз по Аракосу. Но много ли дружинников в тех ладьях? Не больше пяти сотен, пожалуй…
Размышления Владигора были прерваны появлением в горнице взволнованного дружинного десятника. Поклонившись всем присутствующим, он извинился за вторжение и что-то быстро зашептал на ухо воеводе.
Касим, выслушав его, крепко сжал челюсти и с досадой стукнул себя кулаком по колену.
— Что стряслось? — нетерпеливо спросил посланник Ермий.
— Плохи дела, — ответил воевода. — Только что явился савроматский перебежчик, который утверждает, что завтра к вечеру Климога двинет орду на Дарсан.
