Билл Буфорд
Английская болезнь
ВНИМАНИЕ!
(от переводчиков)
Прежде чем Вы начнете читать эту книгу, хотелось бы кое-что сказать. Во-первых, она написана американцем, хотя и долгое время жившим в Англии — то есть далеким от английской и даже европейской культуры человеком; до приезда в Англию он вообще слабо себе представлял, что такое футбол (или, лучше сказать, «соккер»). Тем более ему сложно было разобраться в том, что же такое есть эта пресловутая lad culture. В оригинале книга содержит ряд малоинтересных для русского читателя моментов — например, словарь, где приведены различия в английских и американских спортивных терминах; подобные вещи ничтоже сумняшеся было решено опускать, за что, надеюсь, Вы нас не осудите. Также была опущена часть последней главы, посвященная чемпионату мира 1990 года в Италии — похожим образом такие события описываются и в нашей прессе, так что мы решили устроить этакую «цензуру наоборот». Тем не менее, некоторые рассуждения автора если и не верны, то весьма интересны; кроме того, автор — профессиональный журналист, и это также придает повествованию некий дополнительный шарм. В общем, читайте; от себя можем лишь пожелать Вам приятного чтения.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
СТАНЦИЯ НЕПОДАЛЕКУ ОТ КАРДИФФА
Некоторое время назад я возвращался из Уэльса на поезде. То была маленькая деревенская станция неподалеку от Кардиффа; я пришел слишком рано. Я купил чашку чая. Стоял холодный субботний вечер; кроме меня ждали поезда еще три-четыре пассажира. Один из них, расхаживая взад-вперед, читал газету. Мы ждали; потом из динамиков раздалось объявление, что прибывает поезд, идущий вне расписания. Вскоре последовало новое объявление: идущий вне расписания поезд вот-вот будет, и всех попросили отойти на десять футов от края платформы. Это была необычная инструкция; человек с газетой удивленно поднял брови. Наверное, военный поезд, подумал я, или еще что-нибудь в этом роде. Несколько минут спустя появились полицейские и встали на лестнице недалеко от нас.
Этот поезд был «футбольным специализированным», он был битком набит суппортерами. Они были из Ливерпуля, сотни — я ни разу не видел, чтобы в поезде ехало столько людей — и все они скандировали в унисон: «Ливерпуль, эй-эй-эй, Ливерпуль, эй-эй-эй». Сейчас, на бумаге, эти слова выглядят глупо, но звучали тогда они совсем не глупо. Только минуту назад царила гробовая тишина: туманный, сонный валлийский зимний вечер. И вот это скандирование, с каким-то прямо остервенением нарастающее, отскакивающее от стен вокзала. Когда поезд остановился, из вагона выбежал, держась за лицо, проводник. Кто-то внутри пытался выбить стекло ножкой от стола, но стекло не разбилось. Из соседнего вагона вылетел толстый краснорожий мужик, и шестеро полицейских тут же набросились на него, повалили на землю и заломали руки за спину. Полицейские, похоже, перестарались — в поезде было так тесно, что толстого, судя по всему, просто кто-то толкнул — но полицейские были слишком напуганы. Поэтому и я был напуган (помню, как я стоял там, по-идиотски скрестив на груди руки), и все остальные. Странно: вокруг меня все говорили по-валлийски, я хотел всего лишь сесть на поезд, и тут такое. Я подумал, что скандирование адресовалось нам, что оно было способом показать нам, что они, суппортеры, могут делать все, что захотят.
Поезд ушел. Стало тихо.
Я приехал домой в половине второго ночи; вся страна, похоже, состояла из сплошного кордона полиции. На вокзале в Паддингтоне две сотни полицейских заталкивали народ в метро. Я пересаживался с поезда на поезд четыре раза; в трех ехали суппортеры. Один был разгромлен: сиденья выворочены, закрытый бар разбит, металлическая дверь взломана, и все желающие наливали себе пиво и виски. Не знаю, что тогда меня удивило больше: разрушение, бесконтрольное, тотальное разрушение или неспособность полиции, которой было так много, остановить его. Боясь оказаться в эпицентре беспорядков, я перешел в самое начало поезда, в вагон первого класса, и сел напротив мужчины, ехавшего в том вагоне. Это был стройный, элегантный человек с тонкими усиками, в шерстяном костюме и дорогих сияющих ботинках: цивилизованный человек, читающий цивилизованную литературу — толстый роман в суперобложке. Рядом с ним сидел и в упор смотрел на него суппортер. Суппортер был пьян. То и дело он поджигал зажигалкой клочки бумаги и кидал цивилизованному человеку на ботинки, пытаясь поджечь шнурки. Цивилизованный человек делал вид, что не замечает, но суппортер не унимался. Это была очень образная картина: человек из низов против представителя привилегированного класса.
Было ясно, что насилие является протестом. Это, можно сказать, подразумевалось изначально: футбольные матчи — шанс выплеснуть накопившуюся фрустрацию. Ведь так много молодежи не имеет работы, и даже не имеет шансов ее найти. Следовательно, насилие представляет собой некий «бунт» — социальный, классовый, и так далее. И я захотел узнать о нем больше. Раньше я читал о насилии и пришел к выводу (помимо предыдущего), что оно — некая «вещь в себе», нечто, не поддающееся контролю: хаотичное, спонтанное, плод безумства «толпы». Поездка в Уэльс показала, что оно может быть более направленным и менее хаотичным. Она также изменила мое представление об «английской субботе»: раньше я думал, что это день, когда все ходят по магазинам, но теперь я понял, что она может быть совсем другой — с сотнями вооруженных до зубов полицейских, пытающихся держать под контролем тысячи спортивных болельщиков, которые, выйдя со стадионов, крушат все на своем пути. Мне сложно было в это поверить.
Я рассказал о своей поездке друзьям, но, к моему удивлению, они абсолютно не удивились. У одних мой рассказ вызвал гримасу отвращения, другие сочли его забавным, но никто не счел его чем-то экстраординарным. Они давно привыкли, что каждую субботу молодые парни крушат поезда, бьют стекла в пабах, переворачивают машины и устраивают беспорядки в центрах городов. Раньше я им не верил; похоже, что зря. Единственное, что их действительно удивляло в моем рассказе, так это то, что я ни разу не был на футболе (хоть и видел уже футбольных болельщиков). Вот как раз это их на самом деле шокировало.
Мне приходилось объяснять, что: хотя я приехал в Англию учиться еще в 1977 году, единственная игра, на которой я был, был матч США — Мексика. Мексиканцы играли плохо, мы — вообще никак. На игре присутствовало порядка двухсот человек. Мексика выиграла 8-0. В пригородах Лос-Анжелеса, где я рос, «соккер» (как мы его называли), никогда не относился к числу любимых молодежных забав.
Друзей мое объяснение не устраивало. Ни разу не был на футболе? Они отказывались понимать. Из их слов следовало, что как раз поэтому я нахожу поведение футбольных суппортеров столь странным.
В конце сезона 1983 года друзья впервые вытащили меня на футбол в Англии. Матч проходил на Уайт Харт Лейн, стадионе клуба «Тоттенхэм Хотспур». Я, честно говоря, мало что запомнил. Не помню, были ли забиты голы. Не помню, как называлась другая команда. Зато я помню, что мы опоздали и двадцать минут нам пришлось проталкиваться, протискиваться, пропихиваться, материться, просить дать пройти, прежде чем мы оказались наконец на своих местах, холодных бетонных ступенях, в окружении бесчисленного количества «парней» — как их еще назвать? — каждый из которых был лет на десять меня старше и килограмм на тридцать тяжелей, чьи впечатления от просмотра игры ограничивались, как правило, одной и той же беспрестанно повторяемой фразой: «Ублюдки, бля». Помню смех толпы, когда один мужчина неподалеку от нас, почувствовав, как по его шее стекает какая-то жидкость, провел по ней рукой и обнаружил, что это моча. Помню свой страх, когда я увидел у двух молодых парней нашивки Национального Фронта — один мой друг был индусом, второй — темнокожим латиноамериканцем. Эти парни и их приятели начали скандировать «Смерть черномазым», и скандирование это повторялось раз за разом со все большей громкостью, пока наконец не было прервано дракой, которая была прервана появлением полиции, чье участие заключалось в проталкивании, протискивании, пропихивании, расталкивании, обмене пинками и ударами и наконец закончилось тем, что их шлемы полетели с трибуны вниз, на поле.
Для моих друзей это был обычный день — несколько забавный, когда полицейские лишились своих шлемов, но за исключением этого вполне ординарный. Конечно, вряд ли бы вам показалось нормальным, что один из посетителей театра вдруг помочился на другого, но ведь парни ходят не в театр, не правда ли? Парни ходят на футбол.
Я подумал, что мне стоит сходить на футбол самому. Я не знал, как это делается — я вообще ничего не
