оказать мне небольшую денежную услугу.
– Значит, она наверняка?..
– Ну, еще бы…
Тон у него был настолько уверенный, что я перестал сомневаться. В конце концов, у лошади не может быть человеческой страсти насолить малознакомому и остаться последней только для того, чтобы посмеяться потом с другой лошадью над моей недальновидностью. Я вспомнил, что в специальных трудах я не встречал таких примеров в описании лошадиного характера. Деньги в кассе тотализатора у меня взяли охотно, что еще раз в моих глазах подчеркнуло теплое доверие, которое мне оказывала администрация бегов.
– Ну что, взял?
– Взял. Можно пойти получать? Это из той же кассы?
– Что получать?
– Сто сорок рублей. Ты же сказал…
– Погоди, брат, побегут, потом получишь…
Эта система расплаты мне не понравилась сразу.
– После народа много будет у кассы. Не дотолкаешься. Может, хоть половину сейчас выдадут.
– Начали, начали, смотри…
Я стал смотреть. Бежали семь черных лошадей и одна серая. Какая из них была моя, я догадаться не мог. Бежали долго. Кто-то вытащил из-под меня стул, стал ногами на кончик моего пальто и замахал над самой головой биноклем.
– Где же моя лошадь? – тревожно спросил я спутника.
– Бежит, бежит, не мешай…
Чувствовать, что какая-то лошадь везет сто сорок рублей, принадлежащих лично мне, и не знать, какая она, – это может сильно влиять на настроение. Никаких разъяснений я не мог добиться до самого последнего мгновения, пока человек, отнявший у меня стул, не соскочил с него и, посмотрев на своего соседа, хмуро процедил:
– Идиот… Тоже, советчик…
– Ну, теперь можно идти получать? – заискивающе спросил я спутника, – все прибежали…
– А ты на какую ставил?
– На черную. У меня даже билет есть. Хочешь – покажу?
– Черных много. А твоя – того, брат…
– Что – того… Я не понимаю этих беговых терминов…
– Не пришла, и все.
– Как так не пришла? Что же, ее в дороге потеряли, что ли? Или домой завтракать уехали? Я пойду получать…
– Не ходи, – сухо заметил спутник, – не стоит. Разве кто-нибудь билет обронил…
В кассе мне выдали обратно билет и просили не мешать. Вторичное предъявление того же билета в другом окошечке вызвало более резкий и ярче выраженный отпор моим вполне искренним попыткам оправдать обещание, данное мне спутником еще до бегов, о ста сорока рублях.
Если это была шутка – то я мог бы за нее не платить десяти рублей, тем более постороннему человеку, сидящему в кассе. Если это ошибка моего приятеля и лошади, то пусть они делят мои расходы пополам: я не хочу отвечать за чужие ошибки.
Поэтому я довольно сухо протянул своему спутнику руку и сказал, что еду домой.
– Постой, постой… Куда же ты?..
– Да так, знаешь, домой. Повеселился, и будет.
– Ну брось… Сейчас одна лошадь будет бежать…
– Совсем одна? Эта уж наверное первой придет…
– Нет, не в том дело… Я хочу сказать, что она такая…
– Верная?
– Верная.
– Ну, прощай, я пошел…
– Да нет же… Ну поставь на эту. Я тебе ручаюсь.
Я поставил новых десять рублей и стал сам внимательно следить за лошадью. Это было добросовестное животное, по-видимому, решившее поддерживать мнение о себе моего приятеля. Она сразу оставила сзади себя всех остальных лошадей и только уже около призового столба, экономя силы для другого заезда, пришла пятой.
И на этот раз мой билет, как актерская контрамарка при полном сборе, оказался недействительным. Этим же свойством обладал и билет моего спутника, взятый на другую лошадь, отставшую от моей всего на несколько сажен.
– Ты видишь, – ласково сказал он, не выдерживая моего взгляда, – и я же проиграл.
