– Видишь ли, – раздраженно ответил я, – на моих глазах людей переезжало поездом, однако я никогда не утешался этим, когда мне наступали на ногу…
– Да, ты прав, но лошадь же была верная… Это простой сбой…
– Принимая во внимание мое полнейшее незнакомство в этой области, – сдержанно, но сухо ответил я, – ты можешь мне объяснить, что лошадь треснула по ватерлинии, что у нее лопнул пропеллер или что у нее соскочили подшипник и маховое колесо, – я все равно не пойму. Тем не менее я ухожу домой.
– Ну иди… Если ты такая свинья…
– Послушай… Мне это стоило двадцать рублей… Где же мои двести восемьдесят?
– Получишь…
– Может быть, мне их дадут в другом месте, я тогда лучше поеду туда…
– А хоть ко всем чертям…
После этого или перестают подавать руку, или молча вздыхают и остаются. Слабость была и будет одной из отрицательных черт моего характера.
– На какую же ставить?
– Выбери сам…
– У меня совсем нет знакомства в этом кругу… Вот на эту, пожалуй, поставлю… Видишь, вот эта ходит, я на нее хочу…
– На эту нельзя…
– Неужели она тут так попусту бегает… Зачем же ее пустили, если на нее и ставить нельзя… Это жульничество…
– Ставить-то можно. Дураки ставят. Только не возьмет. Разве такие берут?..
Я посмотрел на лошадь. Ничего опорочивающего в ее наружности не было. У ней было на месте все, что только может пожелать любая лошадь, берущая призы.
– Может, ты знаешь о ней что-нибудь? Ты скажи. Это останется между нами…
– Да разве такие берут, – иронически усмехнулся он, – а если и придет, так с тебя же еще возьмут деньги…
– Что же это – штраф, что ли? – испуганно спросил я, с презрением взглянув на редкую лошадь.
– Не штраф, а так… Дураки на нее ставят… На Бабочку ставить… Тоже…
– Слышал, слышал… А на какую же?
– Ставь на четвертый номер… Верные деньги.
– Я знаю, что верные… Хорошо, если только не с меня…
Я пошел и безропотно поставил на указанный номер.
– Ты знаешь, это интересно, – сказал я, возвратившись, – я непременно буду смотреть за этой вот, о которой ты говорил… Интересно посмотреть потом на физиономии этих дураков, которые на нее поставят… Ругаются, наверное…
– На то они и дураки, чтобы ругаться, – весело подтвердил мой спутник, – а вот как мы с тобой схватим сейчас…
Лошадь, на которую ставили дураки, действительно вела себя непозволительно. С первого же момента заезда она стала отставать от других, догонять, вмешиваться в общую кучу, выбиваясь из сил и мотая головой.
Я искренне смеялся, чувствуя в душе благодарность к человеку, выручившему меня советом от такого неосторожного шага, как ставка на нее лишних десяти рублей…
Перестал я смеяться только тогда, когда эта смешная лошадь пришла первой. Через несколько минут я увидел небольшую группу дураков, игравших на нее, которые отходили от кассы с горстями бумажек. Выдавали им около шестисот рублей.
– А они берут – эти вот… дураки, – надтреснуто шепнул я спутнику, – по шестисот…
– Берут, – уныло ответил он, – верная лошадь…
– А когда я хотел на нее ставить, – желчно спросил я, – что ты тогда изволил…
– Да разве на такую лошадь…
– А если вот за нее теперь такую сумму…
– Верная лошадь…
– Да… Вот что… Верная?! Знаешь что, голубчик, ты ко мне хотел завтра, кажется, зайти? Да? Хотел? Да?
– Ну хотел, предположим…
– Ну, так извини… Только уж меня дома не будет…
– Видишь ли, я, собственно…
– Может быть, ты через день хотел? Может, на будущей неделе? Может, через месяц? Все равно меня не будет… Прощай…
