И всё им неймётся!

массы её непосредственных совершителей и участников есть много социальных элементов, которые тоже явно не понимали проис­ходящего, тоже отстранялись... И если перед нами действительно великий художник, то некоторые хотя бы из существенных сторон революции он должен был отразить в своих произведениях». И Ленин по­казал, что Толстой действительно отразил и притом не некоторые стороны революции, а весьма важные, исторически глубинные.

Но вот произошла контрреволюция. На первый взгляд тут ещё в большей мере сопоставление име­ни великого художника с тем, что произошло спустя восемьдесят лет после его смерти, может показаться странным и искусственным. Однако... Ведь если тог­да писатель не понимал происходящего, отстранялся от него, то этот режим, эту жизнь, этих людей, что совершили контрреволюцию и теперь правят стра­ной, он знал, как облупленных.

Взгляните на минутку хотя бы в этот уголок огром­ного толстовского зеркала: «Пишу вам об очень жал­ком человеке, самом жалком из всех, кого я знаю те­перь в России. Человека этого вы знаете и, странно сказать, любите его, но не понимаете всей степени его несчастья и не жалеете его. Человек этот - вы сами...Не могу понять того ослепления, при котором вы можете продолжать свою ужасную деятельность, потому что вас каждую минуту хотят и могут убить, потому что вы уже заслужили ту ужасную славу, при которой всегда, покуда будет история, имя ваше бу­дет повторяться как образец жестокости и лжи... Вы до последней степени доводите озлобление людей ужасами произвола».

И кто же перед нами в зеркале? Да, конечно, Чу­байс! Разве не он самый несчастный и жалкий в Рос­ сии человек? Разве не он больше всего на свете любит себя? Разве не он, в ослеплении ненависти начиная реформы, заранее признал, что они приведут к выми­ранию 30 миллионов человек, - разве это не ужасная деятельность? Наконец, разве, по его собственным словам, не его хотели убить и хотят убить «каждую минуту» родственники погибших миллионов?

Конечно, мне могут возразить: «Это Толстой о Сто­лыпине, которого он, пророк, проклял и предсказал его убийство, о любимце Никиты Михалкова, ниже­городского латифундиста, Сергея Миронова, имею­щего пять красных дипломов о высшем образовании, и Путина, почему-те переставшего жаловаться, что ему «культурки не хватает». Правильно, правильно, последний по отсутствию культурки даже учредил премию Столыпина и в первую очередь наградил ею прожжённого патриота Грефа. Дальше того, задумал премьер ещё и поставить памятник своему давнему коллеге, на который предложил скинуться своим ми­нистрам. Говорят, уже пустил шапку по кругу, и ми­нистресса Голикова с мужем-министром Христенко уже отмусолили из семейного бюджета 350 рублей. Но по справедливости правители должны бы по­ставить при жизни памятник из золота Чубайсу, у которого в ногах в соответствии с размахом того и другого в их русофобской деятельности торчал бы маленький бронзовый Столыпин, оба со «столыпин­скими галстуками». Ну, в интересах художественной гармонии можно и другие фигуры поставить у стоп Чубайса, сами знаете кого, да хотя бы непуганого му­дреца Грызлова с буйным фейерверкером Жиринов­ским. А на постаменте хорошо бы выбить приведён­ные слова Толстого или пусть уж С.Ю.Витте: «Если когда-нибудь будут изданы речи Столыпина в Думе, читатель может подумать: «Какой либеральный госу­дарственный деятель!» А на самом деле никто столь безобразным образом не произвольничал, не оплё­вывал закон. Чистейший фразёр !»Если министры пожадничуют (что скорей всего) и денег не хватит, то можно ограничиться словами «Чистый фразёр!» Так что Столыпина с его тысячами запоротых и по­вешенных русских крестьян мы видим в этом зер­кале небольшой фигуркой на фоне титанического Чубайса с его миллионами русских.

Но не только Чубайсу надо посмотреть в зерка­ло, но и тем, кто, объявляя себя его непримиримым противникам, однако долго же твердил на митингах и демонстрациях, в газетах и книгах: «Россия ис­черпала лимит революций!» А вот В.Ф.Булгаков, секретарь Толстого, 26 сентября 1910 года расска­зал ему, что в Португалии произошла революция (между прочим, третья по счёту), король Мануэль Второй в страхе забился в какой-то подвал, проси­дел там несколько часов и бежал. В стране объявлена республика. Толстой сказал на это: «В современных государствах революции неизбежны, это как пожар, свет всё разгорается. Придёт время все эти короли насидятся по подвалам. Как ясно в народе сознание несправедливости!.. Переворот в Португалии есть известная ступень. Нет раболепства, произвола лич­ ности». Вот кого бы нам в 1991 году к микрофону на митинге в День Победы на Лубянской площади. А мы слышали: «Лимит исчерпан...»

Однако обо всём этом - позже.

Куликово Поле и Рыльское

В прошлом году в конце августа, как только чуть отступила та незабываемая жара, мне довелось тре­ тий раз в жизни побывать на Куликовом Поле. Пер­вый раз был лет в 12-13 с деревенскими друзьями, второй - с покойным поэтом Игорем Грудевым в самом конце 70-х, когда мы ездили в Поленово на­вестить наших дочек в пионерском лагере, и вот - третий. Ездили мы по моему замыслу на их машине с друзьями из Свердловска, неутомимыми путеше­ственниками. Это доктор технических наук, лесо­вик Юрий Владимирович Лебедев, его жена Таня, их юный голосистый отпрыск Вова, ровесник моих внуков, и крутивший баранку племянник Андрей, человек сдержанный и надёжный. Тогда заехали мы и в мою деревню Рыльское, верстах в двенадцати от Поля на Напрядве. Когда переполненные впечатле­ниями поздно ночью прощались у меня на даче, кто- то сказал:

- Хорошо бы в будущем году побывать в Ясной Поляне.

- Ебж, - ответил я.

- Что такое?

- Так Толстой писал в дневнике, когда замышлял что-то на будущее: если буду жив.

Все засмеялись... И минул год, и все, слава Богу, живы-здоровы. Так надо ехать! И хотя по обстоя­ тельствам уже без Вовы и Андрея, которых успешно заменила моя жена, мы сели и поехали. Почти в тот же августовский день.

А случилось такое совпадение, что в начале ме­сяца я получил из Ясной Поляны письмо от Сергея Михайловича Романова, незнакомого мне сотрудни­ка усадьбы-музея. Он прислал прекрасно изданную в Туле к 65-летию Победы большую книгу «Мы помним...». Это воспоминания о войне её участни­ков и современников, а также размышления о них и о войне - детей, внуков и даже правнуков. Соста­вили интереснейшую книгу Ю.М.Осипов, директор Центра общественных наук при Московском универ­ситете и Л.И.Ростовцева, профессор Тульского фи­лиала Российского торгово-экономического универ­ситета, который возглавляет мой добрый товарищ

С.Н.Бабурин. Они написали и содержательные ста­тьи, открывающие книгу.

Конечно, не следовало в такую книгу пускать как учителя патриотизма известного Ивана Ильина, ко­ торый в эмиграции почитал немецкий фашизм и до и после его разгрома. И можно было бы озаглавить один из отделов книги не так тяжеловесно и наукоо­бразно: «Великая Отечественная война в ценност­ном мире современной молодёжи». Но подобные промахи забываются, когда читаешь о том, как «Моя бабушка была пулемётчицей» или - «Мой дедушка - защитник Москвы», «Военное детство моего де­душки», «Я буду искать своего прадеда!» Или когда читаешь немудрящие душевные строки, сложенные пенсионеркой Ольгой Михайловной Караваевой:

Три Ивана было на селе,
Алексея было два,
Александр, Митяй, Илья...
Играй, гармошка, не ленись!
В их память песнею сложись...

А какие фотографии в книге! Довоенные и воен­ные, одиночные и групповые, погибших, ушедших и живых,...