Честь и бесчестие нации

Я уж не говорю о таких выдающихся явлениях советской и мировой литературы довоенной поры, посвященных недавнему историческому прошлому народа, как романы 'Тихий Дон' Шолохова, 'Хождение по мукам' Толстого, 'Как закалялась сталь' Островского. И этого ряда произведения о прошлом говорили о любви к Родине, воспитывали граждан своего Отечества. И все они издавались огромными тиражами, читатели, зрители имели свободный и широкий доступ к ним, а их создатели получали не рахитичные подачки Букера или Сороса в заморских долларах, что тогда и в голову никому не могло прийти, они получали почетные звания, ордена и весомые Сталинские премии в 50—100–200 тысяч родных русских рублей, что по тем временам было весьма неплохо. Нет, коммунисты хорошо знали, какое искусство надо поощрять в интересах народа, страны, и умели это делать.

Когда народ пошел за Сталиным?

Но самое удивительное вот: 'Давайте вспомним: когда фашист припер народ к московской стенке (все-то ему стенка мерещится! — В. Б.), даже Сталин вызвал всех (!) священнослужителей и сказал: 'Что будем делать?' Нет, я поспешил с его советниками: их надо бы не разогнать, а под суд отдать за невежество и злоупотребление служебным положением.

Действительно, во-первых, Сталин, разумеется, не вызвал священнослужителей, как наш политический деятель вызывает своих консультантов, а пригласил. Во-вторых, пригласил для беседы конечно же не всех, а лишь трех высших иерархов во главе с митрополитом Сергием, будущим патриархом. Ну, а главное, как могла прийти человеку в голову мысль, что в декабре 1941 года у Сталина других дел не было или ничего другого не оставалось, как только вести такие беседы? Давно опубликован Журнал посещений кабинета Сталина в Кремле. Так приказал бы своим советникам хоть туда заглянуть, что ли…

Но что дальше? Слушайте: 'Затем все (все священнослужители во главе с товарищем Сталиным, так? — В. Б.) отслужили молебен по Сталинградской битве и по многим другим нашим победам'. Это несколько загадочно, ибо тогда в пору было молиться о победе под Москвой, а Сталинградской битвой в те дни и не пахло. Но это мелочи. Судя по всему, автора надо понимать в том смысле, что вот эта молитва при участии товарища Сталина и принесла нам победу. И остается лишь горько сожалеть, что шибко припоздали с такой молитвой. Хорошо бы вознести ее, скажем, 21 июня 1941 года. Тогда, надо полагать, враг вообще не ступил бы в пределы нашего Отечества. Только, как видно, тогда, в декабре, молились не слишком усердно и истово, ибо вскоре немцы все-таки дорвались до Волги и до Эльбруса, истребляя на своем пути великое множество советских людей, разрушая города и села.

Далее автор разъясняет нам, что в те дни вокруг Сталина сплотились не одни только клирики. И вот как это произошло: 'Сталин обратился к народу, как исстари водилось на Руси: 'Братья и сестры!' И ему поверили, за ним пошли'. Да неужто благодаря одному только такому обращению и поверили, только потому и пошли? А за кем же до этого после смерти Ленина шли — за Троцким, что ли, а потом за Бухариным или Кагановичем? Непонятно… Но, между прочим, свою великую речь Сталин начал так: 'Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!' Только он мог найти такие слова. Но первым среди них было слово 'товарищи'.

Кто ближе к Богу?

Мощным дополнением и дальнейшим развитием идей вышеназванной публикации явилась совсем недавняя статья Юрия Юрьева в одной тоже весьма патриотической газете, озаглавленная 'Победа минувшая и грядущая'. Тут тоже есть над чем подумать и приужаснуться. Да и сам автор призывает: 'Задумаемся…'

Прежде всего я невольно задумался, почему такой выдающийся патриот глуховат к родному слову и язык его статьи оказался вульгарной смесью высоких церковных речений с замусоленными оборотцами газетно-телевизионного трепа в духе Сванидзе или Шараповой: 'отразить точку зрения на данный вопрос'… 'позиция, спроецированная на настоящее время, показывает'… 'ведется активный поиск ответа'… 'в качестве ответа используют аргумент'… 'план быстрой победоносной войны вступал в свою завершающую стадию'… 'из стадии молниеносного удара, не достигшего своей цели, война перешла в стадию позиционного противостояния'… 'из окон электричек можно видеть надписи на заборах типа (!): 'КПСС воспитала из народа мусор' и т. п. Порой, как увидим дальше, автор употребляет просто не те слова, что требуются по смыслу.

Из последней цитаты я понял, что мы с Ю. Юрьевым ездим по разным дорогам. Я вижу надписи совсем другого 'типа', например: 'Банду Ельцина под суд!' Или: 'Е.Б.Н. — могильщик России' и т. п. Да, конечно, мы ездили и будем ездить по разным дорогам. Причем вдоль своей дороги Юрьев сам малюет на заборах надписи такого 'типа' и нравственного уровня: 'Советский народ участвовал в безбожных пятилетках'. А я сам вместе со всем моим народом участвовал в этих пятилетках, и мне, еще и участнику войны, хорошо известно, где был бы сейчас патриот Юрьев со своими размышлизмами о войне и Победе без наших 'безбожных пятилеток'. Кстати замечу, что советские пятилетние планы, пятилетки — это прежде всего не что иное, как труд, работа в поте лица своего. А ведь, как известно, Бог труды любит. Так кто же, спрашивается, ближе к Богу: народ-труженик (и я вместе с ним) или Юрьев, злобно клеймящий наш тяжкий труд на благо Отечества? Задумайся, мыслитель…

Но перейдем к главному. Автор пишет, что есть, мол, такая 'точка зрения': 'Путем (!) героических усилий в тылу и на фронте победу совершил (!) сам наш Великий народ'. И столь же косноязычно продолжает: 'В последнее время к этому добавились (!) еще демократические 'блуждания'(?) по поводу того, что это (что? — В. Б.) случайность или что лучше бы мы проиграли немцам'. Несмотря на убожество языка, понять-то все-таки можно: подлые и скудоумные сожаления нынешних смердяковских выродков по поводу нашей Победы над фашизмом и оккупацией Юрьев считает закономерным 'добавлением' к пониманию Победы как дела рук всего советского народа, ставит обе 'точки зрения' на одну доску. И при этом объявляет, что считать народ творцом Победы 'свойственно нехристианской части нашего общества'.

Что значит 'нехристианской' — мусульманской, буддийской и иудейской? Ведь именно так надо понимать, исходя из прямого смысла употребленного автором слова. Нет! Из дальнейшего видно, что у него просто не то словцо с языка слетело: хотел сказать 'атеистическая часть', а брякнул 'нехристианская'. Но это же разные вещи! И вот, будучи глухим к родной речи, путаясь в основополагающих церковно- религиозных понятиях, человек пускается в рассуждения о русском народе, о Победе, о Боге. Впрочем, дело у него вовсе не в народе…

На подхвате у немецких историков и генералов

Оказывается, как повествует сочинитель, важнейшую, да нет, решающую роль в войне сыграл митрополит гор Ливанских (он же патриарх Антиохийский) по имени Илия.

Когда началась война, Небеса, обеспокоенные судьбой социализма, почему-то именно его избрали наставником советского руководства. И он из глубины Ливанских гор стал посылать Сталину письма и телеграммы, что и как надо делать. Эти мудрые наставления, говорят, хранятся в архивах. В каких — до сих пор военная тайна. Сталин, надо полагать, отвечал патриарху-митрополиту. Ах, как интересно! Издана переписка Сталина за время войны с Рузвельтом и с Черчиллем. Вот бы дополнить ее томиком переписки с Илией!

Цитат из посланий спасителя России автор не приводит ни одной, но охотно рассказывает, о чем именно они были, какие имели последствия. Так, надо полагать, сразу после получения первой телеграммы 'Сталин вызвал (другого они вообразить себе не могут. — В. Б.) митрополита Ленинградского Алексия (Симанского), митрополита Сергия (Старгородского) и обещал исполнить все, что передал митрополит Илия, ибо не видел больше никакой возможности спасти положение… В это время враг подходил к Москве'. Что ж, это кое в чем совпадает с тем, что мы уже знаем по рассказу предыдущего автора. Только нельзя не заметить, что, во-первых, фамилия митрополита Сергия была не Старгородский, а Страгородский, что подвижнику православия следовало бы знать. Тем более что ведь вскоре после знаменательной встречи со Сталиным состоялся Архиерейский собор, на котором митрополита Сергия избрали патриархом. Во-вторых, в ту пору, когда немцы рвались к Москве, т. е. в ноябре — декабре 1941 года, Алексий, тоже будущий патриарх, еще не был митрополитом Ленинградским, од стал им в 1943 году. Именно тогда, а не в сорок первом, и состоялась встреча Сталина с иерархами церкви. Словом, опять мы видим у нашего автора неряшливость, путаницу, незнание фактов, и нет этому конца. Перекрестился бы, прежде чем перо в руки брать. Авось помогло бы… Итак, 'враг подходил к Москве. За его плечами —