злоупотребили вашим временем…
Когда они вышли на улицу, граф какое-то время постоял в задумчивости, потом произнес:
– В сущности, мы не узнали ничего полезного. Разве что обнаружилось интересное совпадение касательно нашего итальянца… уж простите, будем пока что считать это совпадением. Пока что…
– А вы, ваше сиятельство, в нашем профессоре уверены? – спросил вдруг барон.
– В каком смысле?
– По-вашему, человек надежный?
– Полагаю. Звезд с неба он не хватает, что и сам признает, но порой помогал и был крайне полезным… А что?
– Насчет ученых материй судить не берусь, – сказал барон. – Тут я не судья… Хотя даже мне видно, что старикан набит ученой мудростью по самые уши. Я не о том. Уж что-что, а притворство я в два счета отличу. Талант у меня такой, честное слово, посмотрю на человека и сразу вижу: лжет он или правду говорит? И клянусь вам чем хотите, от славных гербов трех поместий до моего жалованья за будущий год, что этот старый филин с вами был неискренен. Не все время разговора, но под самый конец-то уж точно…
– Вы знаете, граф, я бы согласился с Алоизиусом, – сказал Пушкин. – Под конец нашей беседы с ним, полное впечатление, что-то произошло. Начиная с некоторого момента, он повел себя совершенно иначе, стал неискренним, словно пытался побыстрее от нас отделаться… Да что там, мне начинает казаться, что это мнимо важное свидание было только предлогом.
– С некоторого момента… – задумчиво повторил граф. – Но вы ведь оба не определите сейчас, что именно в нашем разговоре послужило переломным? Молчите? Сложная ситуация… С одной стороны, на Гарраха я до сих пор всецело мог положиться, а с другой, невозможно предсказать, как себя поведет человек его склада, когда его что-то подвигнет на собственную игру… Ба! – Он хлопнул себя по лбу. – Я и забыл уточнить у нашего милейшего Гарраха…
Произнеся это довольно громко, он распахнул дверь и буквально увлек своих спутников в прихожую дома, который они только что покинули. Но не сделал и попытки подняться по лестнице. Тихо сказал, приникнув к маленькому окошечку посреди высокой старинной двери:
– Ну да, конечно… Он там.
– Кто?
– Соглядатай, – сказал граф так обыденно, словно речь шла о каком-то пустяке. – С профессором Гаррахом мы разберемся чуточку позже, а сейчас меня более всего интересует тот субъект, что таскается за нами по пятам уже второй день. Я не стал вести об этом речь на улице – простите, друзья мои, но есть сильнейшее подозрение, что вы, несмотря на все предупреждения, начали бы озираться в открытую, а я не хочу его спугнуть… Поскольку удивление у вас неподдельное, значит, вы его до этого момента не замечали вовсе… А между тем он нас упорно сопровождает на некотором отдалении, проявляя при этом известное мастерство…
– Кровь и гром! – шепотом сказал барон. – Так почему бы нам его не взять за…
Граф спокойно кивнул:
– По-моему, самое время – учитывая, что мы не продвинулись ни на шаг. В первую очередь его интересую я – это стало ясно, когда он впервые появился за спиной во время моей прогулки в одиночестве. Да и потом… Когда я ненадолго отсылал вас на Градчанах, мне хотелось посмотреть, за кем из нас он пойдет. Он свернул за мной, пренебрегая вами. Поэтому план будет нехитрым: сейчас мы выйдем на улицу. Я сворачиваю налево. Он наверняка пойдет за мной. Вы, распрощавшись со мной громко и демонстративно, сворачиваете направо. Пройдя шагов десять, поворачивайте назад, как и я. Улочка узкая, мы возьмем его в клещи… Пойдемте!
Он вышел первым и, приподняв цилиндр, направился влево, небрежно помахивая тростью, словно бы всецело погруженный в собственные мысли. Пушкин с бароном, добросовестно отсчитав про себя десяток шагов, одновременно развернулись. Щуплый пожилой человечек в простом синем фраке с медными пуговицами и в самом деле оказался словно бы в клещах на узенькой улочке, где два пешехода не смогли бы разминуться, не встав вполоборота друг к другу. Других прохожих не было.
Человечек в синем фраке, уже разобравшийся в ситуации, неловко затопал на месте. С одной стороны был граф, загородивший улочку, – лицо его оставалось невозмутимым, а трость, судя по тому, как он ее держал, Тарловски намеревался сунуть под ноги соглядатаю и сбить его наземь, если вздумает бежать. С другой стороны надвигались Пушкин с бароном, исполненные нешуточного охотничьего азарта. На лице пожилого человечка мелькнула растерянная, жалкая улыбка, он отпрыгнул – и барон, в три прыжка преодолев разделявшее их расстояние, сгреб добычу за ворот, жизнерадостно рявкнув:
– Попался, каналья! Стой смирно, а то, клянусь вереницей благородных предков, я тебя по стенке размажу! И смотри у меня, сукин кот, не вздумай мне тут черной магией баловаться средь бела дня, а то у меня оба пистолета серебром заряжены! Как влеплю – и ни печали, ни воздыхания!
Человечек стоял смирно, страдальчески улыбаясь и не делая попыток к бегству. Подошедший граф, небрежно прикоснувшись набалдашником трости к его скверно повязанному галстуку, преспокойно осведомился:
– Итак, чем я обязан счастью видеть вас за спиной едва ли не ежеминутно?
– Господин граф… – промямлил пленник.
Граф поднял бровь:
– Как видим, он меня знает, господа… Игра приобретает интерес. Так для кого же шпионите, любезный, и зачем?
– Господин граф, поверьте, речь шла вовсе не о шпионстве! Мой хозяин хотел… хотел узнать, где вы бываете…
– А почему это его интересует? – спросил граф, не моргнув глазом.
– Он считает, что может оказаться вам полезен…
