Четвертый тост

– Где Славка? – спросил он, увидев, что четвертого нет и в машине.

На дороге остался, – ответил Коля Качерин, хозяйственно пряча пушку в кобуру. – Там какой-то гуманоид растаскивал ограждение – в таком темпе, словно ему за это Героя Соцтруда обещали. Ну, высадили Славку на ходу, чтобы потолковал с ним за жизнь, а сами рванули сюда… Обошлось, я вижу?

– А когда у нас не получалось? – сквозь зубы ответил Костя, гася обычное возбуждение, неминуемо наступавшее после закончившейся схватки. Достал рацию и внятно произнес: – Восемь сорок, восемь сорок, продолжаем движение… В машину, эй!

Прыгнул за руль и включил зажигание, уже не интересуясь судьбой пленников, потому что не его это было дело. Упакуют и доставят в лучшем виде, а как это будет происходить – совершенно несущественно для порученного ему задания…

– Как у вас было? – спросил он деловым тоном.

– Да ничего интересного, – сказал Сергей уже почти спокойным тоном. – Один ткнул в меня пушкой, а другой в это время, подметил я краем глаза, собрался Заурбека нанизать на перышко. Ну что тут сделаешь? Пришлось разъяснить всю неуместность их поведения, пока не охамели окончательно…

Заурбек спросил хозяйственно:

– Ваши их сумеют качественно закопать?

– Не сомневайся, – сказал Костя.

– Жалко, оружие не взяли…

– И куда бы ты с ним? Не жадничай, у тебя за спиной полно трещоток получше…

– Это общественные. А тот был бы лично мой.

– Логично вообще-то, – заключил Костя, с лязгом переключая сцепление. – Увы, ничего тут не поделаешь. Нам еще по дороге, чует мое сердце, встретится хренова туча ментов. И тут уж никак автомат не выдашь за деталь национальной одежды. Еще и потому, что одет ты, голуба, отнюдь не национально… Так что перетерпи.

Глава шестая Репетиция всемирного потопа

Русские пьянки возникают на свой, неповторимый манер. Это на гнилом Западе тамошние эстеты созваниваются за полгода вперед, чтобы лизнуть за вечерок капельку чего-нибудь хмельного. В нашем богоспасаемом Отечестве добрая пьянка похожа скорее на явление метеорита в небесах – только что его не было, и в следующий миг по небу с грохотом и адской скоростью пронесется нечто ослепительное, совершенно неожиданно для человечества, если не считать парочки умных астрономов, чьи предупреждения все равно никто толком не слушает…

Примерно так на Руси обстоит и с пьянками. Только что стояла благолепная тишина, и вдруг – дым коромыслом…

Собираться в квартиру народ принялся часиков в девять вечера, уже потемну, громко переговариваясь на лестнице, предвкушающе, весело. И очень быстро развернулось на всю катушку – при распахнутых окнах, включенном на полную мощность магнитофоне и полной несдержанности в выражениях.

Так уж вышло, что квартира на третьем этаже, где гуляли во всю ивановскую, располагалась аккурат над той, где давно и трудолюбиво обустроил явку «пан» Скляр, наконец-то осчастлививший своим появлением эти края. Это у него с потолка сыпалась штукатурка и качалась старенькая люстра. Это ему долбил по ушам рев магнитофона:

В Афганистане,
В «черном тюльпане»,
С водкой в стакане
Плывем над землей…

Остальной репертуар был примерно того же направления – от старых песен времен Афгана до новых, сочиненных уже после первой чеченской кампании, иногда неизвестно и кем, но, несомненно, знавшим о событиях не понаслышке. Именно такое музыкальное оформление и должно было сопровождать пьянку, которую закатил на радостях внучатый племянничек хозяина квартиры, вернувшийся из-за Терека живым и невредимым. Все мотивировано, ребята…

Вообще-то настоящий внучатый племянничек тихонько и без особых подвигов служил себе прапором в Моздоке при тамошнем аэродроме. Но этих тонкостей «пан»

Скляр знать, безусловно, не мог – зато, не исключено, слышал краем уха, что дедов родственничек служит где-то в Чечне. Наверняка слышал – Скляр, волчина осторожный, не мог не выяснить предварительно, кто в подъезде обитает, чем занят и все такое прочее. Скляр всегда тщательно обнюхивал пространство вокруг своих явок, это-то о нем знали совершенно точно.

Собственно говоря, дедов внучек подвернулся как нельзя более кстати, обеспечив железную мотивировку. Конечно, если бы его не существовало в природе, пьянка-спектакль точно так же развернулась бы этажом выше Скляра, только в других декорациях: скажем, день рождения или свадьба или на худой конец просто празднование местной интеллигенцией шестисотлетия русской балалайки. Не суть важно. Но «возвращение героического воина с бранного поля» имело еще и то ценное качество, что, безусловно, отметало такие неприятности, как визит милиции, вынужденной сурово напомнить, что шуметь после двадцати трех ноль-ноль, строго говоря, не дозволяется. У кого из местных повернулся бы язык, рука бы поднялась накручивать «02», когда они своими глазами видели дымивших на лестнице бравого «внучка» и его «сослуживцев», громогласно делившихся воспоминаниями? Проще уж и благороднее будет перетерпеть, утешая себя тем, что подобные шумности не каждый день выпадают. Да и вообще здесь, на рабочей окраине областного центра, из-за подобных соседских гулянок как-то не принято дергать правоохранителей. (В скобках: даже и найдись такой склочник, наряду пришлось бы уехать восвояси, поскольку в гулявшую компанию был грамотно введен самый настоящий милицейский майор из местных, посвященный в детали лишь в общих чертах, но накрепко усвоивший, что ему отведена роль успокоителя патрульных.)

Одним словом, гулянка продолжалась как ни в чем не бывало и после двадцати трех ноль-ноль. Временами курившие на балконе, уже изрядно поддавшие, судя по голосам, устраивали соревнования на самый меткий плевок в цветочный ящик нижележащего балкона или попадание туда окурком. На что, как легко было предугадать, ни Скляр, ни оба его сподвижника не реагировали, предпочитая отсиживаться в квартире. Проще было промолчать, не встревая в совершенно ненужные нелегалам разборки с пьяной компанией, состоявшей не из самых спокойных представителей рода человеческого, безусловно нервных и дерганых, – уж Скляр-то прекрасно себе представлял, что за народ гулеванит у него над головой и