За что ему, распластанному, несильно наступили на рожу подошвой кроссовки и грозно посоветовали:
– Заткнись, тварь продажная…
…Остап не мог не видеть магическое исчезновение и своего «пана сотника», и пришедшего на встречу штабного. Увы, он стоял так, что подступиться к нему даже рывком не было никакой возможности. И потому действие застопорилось – мотоциклист, все еще высвистывавший свою девчонку, лихорадочно прикидывал, успеет ли, запустив мотор, рвануть к забору, те двое, что выдавали себя за мирных покупателей у киоска, думали о том же примерно самом, «таксист» запустил двигатель – ему было проще всех, он-то мог непринужденно развернуться так, что пришлось бы проехать аккурат мимо Остапа, а это давало возможности и варианты…
Стоп! Не сводя с «Волги» застывшего взгляда, Остап медленно вынул из-за пазухи левую руку – правую прижимая к груди так, словно удерживал во внутреннем кармане что-то небольшое – и поднял ее явно демонстративным жестом.
На указательном пальце поблескивало железное колечко, в котором понимающий человек моментально мог опознать чеку от гранаты.
Понимающие люди мгновенно и опознали. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы продолжить нехитрые логические умозаключения: если в левой руке чека, то правой, соответственно, прижата к телу граната. А гранаты бывают разные. Разлет осколков у иных такой, что из конца в конец прошьет этот дворик, полный гомонящей детворы. Последствия предсказуемы и страшны.
На чердаке одной из пятиэтажек, у слухового окна, человек в штатском положил руку на плечо снайперу и звенящим шепотом приказал:
– Отставить…
Снайпер, не оборачиваясь к нему, кивнул – и снял палец со спускового крючка, по-прежнему прильнув к прицелу.
С другой стороны садика, невидимой с улицы, другой человек, опять-таки в штатском, кивком указал напарнику на двор:
– Перекрой ему…
Тот понял мгновенно – и рванул через двор, лавируя меж ребятишек.
Остап, бросив быстрый взгляд через плечо во двор, положил руку на верхнюю планку забора, хотел перемахнуть туда рывком – и замер. Метрах в десяти от него стоял молодой человек – он просто-напросто стоял, сунув руку за борт куртки, сверля Остапа нехорошим взглядом. Чуть заметно покачал головой, сжал губы с видом упрямым и непреклонным.
Незаметный для посторонних обмен взглядами мгновенно внес ясность – Остап прекрасно понял, что получит пулю при первой же попытке перепрыгнуть во дворик, суливший массу выгод с точки зрения захвата заложников. Он, однако, сдался не сразу, чуть шевеля губами, пообещал:
– Уйди, взорву…
– А успеешь? – таким же злым и быстрым шепотом ответил его противник. – Назад, сука, наз-зад…
И сделал плавный шажок вперед, все так же нехорошо, напряженно усмехаясь, держа руку под курткой.
– Взорву…
– Пузом накрыть успею, если бросишь… Никто в садике, так уж обернулось, не обращал на них внимания – ни детишки, ни воспитательницы, поскольку ничего необычного и не происходило. Друг против друга стояли два тихих, трезвых мужика, и только…
Тихонечко, держась так, чтобы никто не зашел ему за спину, Остап стал отступать вправо по улице. Судя по быстрым взглядам, которые он бросал по сторонам, бо
Старенькая «Газель» с открытым кузовом появилась откуда-то слева. Водитель смотрел себе вперед, не обращая никакого внимания на странного, шагавшего бочком-бочком прохожего, зачем-то прижимавшего правую руку к груди, словно там у него болело.
Это и называется – время принятия решения…
Остап кинулся к машине – должно быть, его успокоило то, что водитель имелся в кабине в единственном числе, а в кузове с низкими бортами никого вроде бы не наблюдалось…
В последний момент, когда Остап был уже в полуметре от дверцы, в кузове во весь рост распрямился человек и, коротко размахнувшись, надел ему на голову картонную коробку, в днище коей имелся крестообразный надрез, а внутри была насыпана добрая пригоршня скверного табаку.
Благодаря надрезу коробка наделась на голову надежно и прочно, словно винт вошел в гайку. Задохнувшись табаком и ослепнув, Остап мгновенно выбыл из строя, а человек из кузова и его напарник, моментально спрыгнув на асфальт, повалили его навзничь, занявшись гранатой, которой за пазухой и не оказалось вовсе – чистый блеф, ребята, примитивный блеф, наш герой, судя по всему, очень хотел жить и вовсе не собирался играть в камикадзе… Пистолет, правда, за пазухой отыскался, но это уже даже и неинтересно…
Его так и забросили в кузов, с коробкой на голове, люто, надрывно кашлявшего, прежде чем вокруг успели что-то понять. Детишки, оказавшиеся ближе других к забору, успели, правда, заметить кое-что из странных забав взрослых дядек, но это уже не имело значения. «Газель» стремительно удалялась, а в кузове, отвесив перхающему пленнику последний пинок, Костя вслух констатировал:
– Нет, мужик, ты не камикадзе… – И нервно хохотнул: – Гнида такая…
А молодой человек в куртке, шумно вздохнув и покрутив головой, преспокойно вышел из садика через калитку, прежде чем у него успели поинтересоваться, что он здесь, собственно, делает.
В общем, никто из посторонних ничего и не заметил – так частенько случается, если действовать на глазах у многочисленных свидетелей так, словно их, свидетелей, не существует вовсе, работать
