Четвертый тост

нравился, потому что, чувствуется и просекается, задумался в первую очередь о себе, о последствиях для себя лично, для своей спокойной жизни в тихом уголке…

– Деревня не на шутку всполошится, – протянул он убито. – Хорошо еще, этот – не местный, без последствий обойдется…

– Старлей, ты – местный? – резко спросил майор. – Деревенский?

– Шутите, товарищ майор?

– Я вам задал вопрос, старший лейтенант! Вы – деревенский?

– Никак нет!

– Ну тогда извольте о деревенской реакции на события думать во вторую очередь, – сказал майор тоном столь же непреклонным. – Доложите обстановку.

– Личный состав занял места по боевому расписанию, – уныло отбарабанил старлей. – Жду ваших распоряжений.

– Отправьте людей на высотку за телами. Я вам придам свою тройку..

– Стой, кто идет? – окрикнул Краб снаружи. И почти сразу же позвал: – Товарищ майор! Здесь местный…

– Ну да, – сказал Михалыч майору, рассмотрев, кто стоит снаружи. – Явился… неформальный лидер. Президент, так сказать. Один приперся, фасон держит…

– Пропустить, – распорядился майор.

Уже рассветало, и он без труда разглядел, что пришедший незнакомец не только один-одинешенек, но и, похоже, без оружия – по крайней мере, на виду ничего не держит, хотя под курткой вполне может оказаться пистоль, но не станешь же его обыскивать, президента местного, да и к чему?

Лет сорока, ровесник, по первому впечатлению – такой же бесстрастно-загадочный, как большинство здешнего народа с их хваленой индейской невозмутимостью. Ну разумеется, держит фасон – один и без оружия, дает понять, что в своих силах уверен заранее…

– Вы здесь старший?

– Я, – сказал майор.

– Я – Гарси Кахарманов, глава местного самоуправления.

Он определенно ждал, что и майор назовется, но тот промолчал – и оттого, что не следовало называть свою фамилию каждому встречному (не первый день живет на свете, должен знать, что у военного народа иногда и не бывает фамилий), и потому, что в таких вот ситуациях молчание порой – наилучшая линия поведения. Когда ты молчишь с непроницаемым видом, собеседник вынужден к тебе подстраиваться, менять тактику на ходу, а не наоборот…

– Что вы здесь делаете? – после короткой паузы спросил Кахарманов.

– Выполняю задание командования со вверенным мне подразделением, – ответил майор спокойно, показывая всем видом, что на конфронтацию идти не намерен, но и считает себя вправе кое-какие подробности оставить при себе.

– И долго намерены… выполнять?

– До полного выполнения.

– Я имею в виду, вы здесь долго намерены оставаться?

– Время покажет.

– Понятно… Зачем вы убили Абалиева?

Никакой сверхъестественной проницательностью здесь и не пахло, конечно, – вон он, Абалиев, в трех шагах, мертвее мертвого. Майор даже не оглянулся в ту сторону. Пожал плечами:

– Чтобы он нас не убил. Когда человек вырывает уже чеку из гранаты, а сам обложен взрывчаткой по самые уши, с ним не ведут душеспасительных бесед. Хотя бы потому, что времени уже нет… Вы согласны? И добавим справедливости ради, что ваш Абалиев начал первым. Убил двух моих людей…

– Я знаю.

– Уже? Интересно, откуда?

– Мы, знаете ли, стараемся знать все, что делается в деревне и поблизости. В этом нет ничего необычного, правда?

– Правда, – кивнул майор.

Он не стал спрашивать, следили ли за Абалиевым и операми, – к чему терять лицо перед восточным человеком? И так ясно, что следили, иначе откуда такая информированность?

– В конце концов, Абалиев – не здешний. Что вас, как вы понимаете, избавляет от некоторых… сложностей, – сказал Кахарманов. – Правда, всех сложностей не снимает… Но мы все же постараемся вместе над ними поработать. Вы не против?

– Я не против, – кивнул майор.

– У вас я в данную минуту что-то не замечаю особых сложностей. – Он небрежно кивнул в сторону трупа. – Вы свои сложности уже решили. Позвольте тогда и мне свои решить… Моя единственная сложность сейчас – это вы, товарищ без фамилии.

– В смысле?

– В том смысле, что вам следует побыстрее отсюда убраться. У нас – нейтралитет, вы, должно быть, наслышаны? Так что с нашей стороны вам пока опасаться