груды алмазов... Момент был критический. Здесь, на крохотном вокзальчике, они оказались словно бы в мышеловке. В случае чего можно, конечно, попытаться пробиться к припаркованному в двух кварталах отсюда «мерседесу» – ключи Крест предусмотрительно держал в кармане, – но лихая перестрелка со здешней милицией вызовет такую погоню, от которой и в тайге не спрячешься...
И все же некто неизвестный их хранил. А может, все везение в том и заключалось, что в Пижмане еще не наткнулись на трупы за высоким забором и не начали искать всерьез. На вокзале им пришлось торчать минут сорок, потом подошел читинский фирменный, опоздав всего на четырнадцать минут, такая мелочь по нынешним временам, что и досадовать смешно...
Самые обыденные вещи выглядели фантасмагорией – вот они предъявляют билеты и паспорта равнодушной ко всему проводнице, крепкой светловолосой девахе в мятом кительке, поднимаются в вагон, идут по узкому коридорчику, по темно-красной ковровой дорожке, вокруг все чисто, матово посверкивают лакированные светло-коричневые панели, на окнах занавесочки с вышивкой в виде кедровых шишек, вагон СВ практически пуст, с едва слышным рокотом откатывается дверь, где номера обозначены римскими цифрами, в купе – два диванчика, просторно, на столике лежит забытый кем-то мятый «Крокодил»... Другой мир.
– Надия, когда тронемся, сходишь поворкуешь с хозяйкой насчет стаканов, – деловито распорядился Крест. – Покурим, полковник?
Они вышли в тамбур. К соседнему вагону бежали опаздывающие – репродуктор уже протрещал насчет отправления, и проводница готовилась захлопнуть дверь.
– Ну, кажется, везет... – протянул Крест. – Хотя расслабиться что-то не тянет пока. Так, самую капельку... Вагон хороший, народу мало, поедем, как паны.
Поезд дернулся, лязгнув сцепкой, и медленно тронулся, поплыло назад аккуратненькое зданьице вокзала, скорость росла, потянулись унылые пакгаузы с громадными красными буквами «НЕ КУРИТЬ», дощатые бараки, остановившиеся на переезде у шлагбаума грузовики.
– Хвоста не было, точно, – сказал Крест, оглянувшись вслед прошедшей в свое купе проводнице. – Правда, пялился какой-то тип от киосочка...
– В синей куртке?
– Ага. Заметил?
– Ну, – сказал Мазур. – Только он, по-моему, больше на женщин таращился.
– Вот и мне так сдается. Сядь нам на хвост менты, не стали бы тянуть – они тут незамысловатые, на три хода вперед не рассчитывают, давно бы вокруг плясали со стволами наголо и воплями друг дружку подбадривали... Ну какие тут, в Аннинске, Штирлицы?Смех один... А
– Резонно, – подумав, сказал Мазур. – Мои знают, что нет у меня другой цели, кроме Шантарска. С твоими, уверен, не так определенно?
– В точку. И все равно, не стали бы валить меня в поезде. Непременно ж надо со мной вдумчиво потолковать в тихом уголочке, выяснить, что к чему и почем, кто навел, кто помогал, да не собирался ли с кем делиться... В таких делах тебя без долгого допроса на тот свет ни за что не отправят. Ты через часок сходи к бригадиру и стучи своим, пусть встретят...
– Ага, – сказал Мазур, бессмысленно глядя на мелькающие за окном кучки деревьев, неотличимые друг от друга. – Что, установим что-то типа дежурства?
– Да покурить надо выходить почаще, и все сложности. Там в двух первых купешках едут какие-то суетливые мальчики, но они давненько едут, я краем уха слышал, как болтали про столичный эскорт, налоги и тарифы – бизнесмены, мля... Кроме нас, никто больше в эту роскошь не садился. А дверь на площадку девка наверняка на ключ замкнула – не любят они, когда через богатые вагончики народ из третьего класса шарашится, еще пропадет чего из купе, расплачивайся потом... – Он помолчал, швырнул окурок в полированную шикарную урночку. – Полковник, дельный совет хочешь?
– Ну?
– У тебя там что, с твоей кошкой какие-то сложности?
– Да что-то вроде, – сказал Мазур нехотя.
– Я тебе в душу не лезу, а совет дам. Сейчас хватанем по сто грамм, я Надьку уведу в нашу крытку, а ты положи свою на диванчик и отжарь ее как следует, до полного «не могу». Точно тебе говорю, полегчает, и перестанет она на тебя таращиться, как суровый прокурор. Самый верный метод. Сам бы мог догадаться, на пионера не тянешь годами...
– Учту, – сказал Мазур, глядя в окно.
– Да ты не лезь в бутылку, я тебе добра желаю. С тех пор, как ты в долю войти не захотел, у меня сердчишко все еще чуток не на месте, все думаю, что бы для тебя приятного заделать. – Он помолчал и признался: – Не понимаю я тебя, обормота. Столько стекляшек... А тех, кого не понимаешь, нужно или обходить десятой дорогой, или уважать. Простая арифметика, жизнью проверенная. Жизнь, она, знаешь ли, заставляет человека рисовать с ходу – и сразу отводить ему местечко в твоих будущих планах... А отсюда и отношение. Ну что, пошли?
В купе он быстренько свернул пробку на бутылке виски – надо понимать, из его старых запасов, Мазур не видел, чтобы он покупал спиртное на вокзале, – налил в стаканы на два пальца. С треском вспорол прозрачную целлофановую обертку конфетной коробки, быстренько испластал ножом кусок колбасы – проворно, ловко, словно подогреваемый внутренним огнем. Теперь только Мазур во всей красе осознал, что такое золотая лихорадка, – и лет пятьсот назад, должно быть, так выглядело, в точности, так же горели глаза и рвался из глотки ликующий вопль. Как ни странно, он чувствовал, что прекрасно понимает Креста, – оба были
– Ну, за удачу? – Крест первым поднял стакан и вытянул содержимое медленно, жмурясь.
Выпили. Ольга задумчиво повертела в руке стакан с видом отсутствующим и грустным, усмехнулась:
– Мы звери, господа, история нас осудит...
– Знакомое что-то... – осклабился Крест.
– Это из кино, – пояснила Надя.
– А... В молоко, Катя. Истории до нас дела нет, жутко занятая дама и любит грандиозности, а звери... В общем, лучше быть зверем, чем дерьмом. Право слово. А поскольку дерьма среди присутствующих я что-то не наблюдаю, все неплохо, дела идут и жизнь продолжается... – Он поднялся, положил руку Наде на плечо: – Пошли, боевая подруга, помещение обживать, ребятам поговорить охота... Выпить-закусить еще осталось, это – им...
Прихватил два пустых стакана, легонько шлепнул Надю пониже талии, тесня к двери, обернулся и подмигнул Мазуру:
– Места тут тихие, чужие не ходят...
– О чем это ты со мной говорить собрался? – равнодушно поинтересовалась Ольга, когда дверь задвинулась.
– О жизни, конечно, – пожал он плечами, налив себе еще на палец.
– О жизни? – она, повернувшись к Мазуру безукоризненным профилем, смотрела в окно на голые желтые поля. – Бог ты мой, я о жизни и думать боюсь. Ведь не забудешь никогда...
«Забудешь, – подумал Мазур. – Быстрее, чем тебе кажется. Ну, не начисто –
