– Вот сволочь… – Даша передернула затвор. – Осечка почему-то… Вы как тут оказались?
– Потом, – нетерпеливо сказал Мазур. – Мисс Бейкер! – позвал он громче. – Где вы там?
Но она уже бежала к напарнику. Осветила его фонариком, присев на корточки. Мазуру не понадобилось подходить ближе – он со своего места рассмотрел запрокинутое лицо, неподвижные глаза…
– Девочки, пора делать ноги, – тихо скомандовал Кацуба, держа стволом вверх небольшой пистолет с глушителем. – Сейчас могут заявиться…
– Нужно врача! – вскрикнула Джен.
– Уже не нужно, – терпеливо разъяснил Кацуба. – Бесполезно. Какие врачи… – Он рывком поставил девушку на ноги, яростно прошипел на ухо: – Уходим немедленно, некогда разводить церемонии… Даша, возьмите ее, а мы берем этого…
Он нанес лежащему еще один аккуратный, страшный удар – наркоз в полевых условиях, как говорится, бросил Мазуру:
– Подхватывай!
Быстро оглядевшись, сорвал с Джен вязаную шапочку, напялил на голову пленнику так, что открытым оставался только рот. Он сам, как и Мазур, все еще был в дурацкой маске. Даша по-прежнему возилась с пистолетом, как будто это сейчас было самым важным.
– Мать вашу! – тихонько рявкнул Кацуба и повторил по-английски, для Джен, примерно то же самое. – Если нас здесь накроют…
– Куда вы его хотите?
– Куда глаза глядят! – огрызнулся Кацуба. – Ну, долго мне вас тут уговаривать?!
Глава тридцатая
Перед штормом
Пленник, оказавшийся тяжеленным, покорно висел меж ними, волочась и задевая носками туфель ступеньки. В сознание он должен был прийти не скоро, а потому обращались с ним без всякой опаски – и крайне бесцеремонно. Кацуба ухитрился подхватить с палубы ту самую бутылку шампанского, так и оставшуюся неоткупоренной, засунул ее в карман куртки. Перед входом в коридор сказал почти жалобно:
– Девочки, я вас умоляю, – ну не надо таких физиономий! Запоремся же!
И старательно продублировал то же самое для Джен. Обе дамы добросовестно попытались придать себе разгульно-веселый вид, у Даши получалось лучше, у Джен гораздо хуже. Пленника потащили по коридору – тому самому, которым сюда шли. Никто пока что не обращал внимания, места были не особенно людные.
– В самом деле, куда его? – спросил Мазур.
– Ко мне в каюту, – предложила Даша.
– Пустой номер, – пропыхтел Кацуба. – Все ваши каюты, да и наши, уже не годятся. Там нас и будут искать в первую очередь…
– Вы считаете, что… – начала было Даша.
Кацуба бесцеремонно оборвал ее:
– Дела хреновее некуда! Ясно?
Она замолчала, не вступая в пререкания, – видимо, начинала проникаться ясным осознанием того, что дела гораздо хуже, чем кажутся на первый взгляд. «Хорошо держится, – оценил Мазур. – Терпеть ненавижу женщин, мучающих лишними вопросами…»
В коридоре стало оживленнее – судя по всему, это расползались по каютам первые слабачки, наглядно иллюстрировавшие своими персонами старую поговорку о том, что нет молодца сильнее винца. К счастью, они и не собирались подвергать увиденное логическому анализу – пьяно хохоча, охотно давали дорогу, отпуская реплики на родных языках. Для большего правдоподобия Мазур громко затянул первое пришедшее в голову:
И старательно орал все это на бодрый маршевый мотив, уверенный, что никто не распознает соли, задевал встречных плечом, выводя с чувством:
Внутри образовался нехороший ледяной комок – у стены, усердно и отрешенно жуя резинку, стоял отечественный долдон с табличкой «Секьюрити». Нет, даже не задержал взгляда, не встрепенулся, пялился в другую сторону, где поддавшая особа с выбившимися из-под маски светлыми волосами, непринужденно поставив ногу на высокий табурет, поправляла чулок, одновременно пытаясь сохранить равновесие. Зрелище для гетеросексуального мужика было крайне завлекательное, а охранник, судя по реакции, к сексуальным меньшинствам не принадлежал. Быть может, уточнил для себя Мазур, не имел и отношения к
Однако ему давно уже пришло в голову, что полоса везения тут очень короткая. Подобное шествие поневоле привлекает внимание, скорее рано, чем поздно кто-нибудь опознает или женщин, или собственного, влекомого в неизвестность сообщника (по костюму хотя бы), начнется панихида с танцами…
– Прятаться надо, майор, – сказал он.
– Хорошая идея… – задумчиво одобрил Кацуба. – Куда бы только заховаться… Стоп!
Мазур послушно остановился.
– Подержи пока, – Кацуба выпустил руку пленника, воровато оглянулся.
Мазур понял, что привлекло его внимание: хорошо одетый толстячок с повисшей на плече, как шутовской аксельбант, синей бумажной спиралькой, в сбившейся на сторону черной полумаске. Толстяк пытался, в подражание Александру Филипповичу Македонскому (или это о Цезаре речь шла в старом анекдоте?), совершить сразу три дела: не упасть, отпереть дверь своей каюты и удержать при этом две бутылки дарового шампанского. Соображения у него хватало ровно настолько, чтобы понимать: задача нешуточной серьезности…
Кацуба в момент завязал с ним контакт – подошел, похлопал по плечу, что-то предложил с выразительными жестами. Воспрянувший духом толстяк отдал ему ключ и покачивался рядом, намертво уцапав пухлыми пальцами горлышки бутылок.
Они вошли в каюту вдвоем – а пару секунд спустя вышел один Кацуба, приглашающе махнул рукой:
– В темпе!
Мазур сделал усилие и прямо-таки забросил пленного в дверь, в темноту, словно мешок картошки. Кацуба уже зажег свет. Быстро огляделся, заглянул в боковую дверь:
– Порядок, один обитает…
Вошли дамы. И сразу же усмотрели толстяка, пострадавшего из-за пьяной доверчивости к человечеству, – он лежал наискосок, на дороге, причем похрапывал.
– Ну и манеры… – покачала головой Даша.
– Я ж ласково, – сказал Кацуба. – Ему в таком состоянии немного и надо было…
Джен огляделась, опустилась на легкий стул, безвольно уронив руки, ни на кого не глядя. Кацуба принес из маленькой спальни простыню, сноровисто покроил ножиком на полосы и принялся вязать пленника по рукам и ногам.
– Что у него за пушка? – спросил Мазур.
– Возьми в заднем кармане, – не оборачиваясь, сказал Кацуба.
Мазур вытянул за рукоять небольшую «Беретту» с глушителем – неплохая машинка, вот только обилием патронов в обойме эта модель похвастаться не может…
