целлофан фотографию. – Мы с тобой не в штатовском детективе, и никто тебе не станет долго и вдумчиво объяснять, как мы эту хатку вычислили. Ну, а машину с вашим блудливым заказиком тормознули на подступах, только и дел. Котенки, кто ж в вашем положении так телефоном балуется? Ладно, наденьте ему штаны, а то еще начнет орать при понятых, что менты его раздели и утюгом пытали…
Появились еще трое, уже в полной форме. Жанна вышла в другую комнату, махнула рукой:
– Билли, пошел вон, сядь там в уголочке рядом с корефаном, да не дергайся, а то пальнут… – Когда за ним захлопнулась дверь, взяла с пола бутылку и как следует глотнула из горлышка. Устало откинулась на колченогом стуле. – Ладно, один черт, все равно пила, общаясь с клиентами, так что запашок мотивирован… Кинь сигареты. Ну что, умница я у вас? А кто это предлагал штурмовать с «Зарей» и кувалдами? – и пускала дым с закрытыми глазами…
– Дарья, ты молоток, – сказал крепыш не без восхищения.
– Ну да, вот именно, – рассеянно отозвалась она, не открывая глаз. – Очаровательный молоток, Славик. Как говорили в Парижике, «мадемуазель Дария – шарман». Они ж мягкий знак нипочем не выговорят, лягушатники… – В несколько затяжек прикончила сигарету и открыла глаза. – А где, Слава, бабки, за меня авансом полученные?
– Тут. Слушай…
Даша встала, ухмыльнулась:
– Слушаю. Вот если бы ты их при обыске наладил в карман со стола, я бы на тебя первая накатала телегу. Ну, а так – словно бы и заработали. Ты меня честно продавал, а я честно терпела, когда хватали за половые признаки. Все равно в нашей веселой рутине никто про эту мелочь и не вспомнит… Только делим не поровну, а по-честному. Мне сто, тебе триста. И не возникай. Я баба одинокая, а у тебя двое по лавкам. Сунешь мне в шубу потом. И я сказала – сто… – Она задумчиво ухмыльнулась: – А все-таки завидки берут, Славик, – хорошо заколачивают эти бляди. У меня в месяц восемьсот пятьдесят чистыми, а тут – нате вам… Как выражаются по ящику, налицо значительный дисбаланс в доходах населения. Пошли писать бумажки? Авось и к трем по домам попадем…
Глава вторая
Родительский дом, начало начал…
Она все-таки попала домой к трем часам ночи – так что удалось поспать аж до семи и даже проснуться довольно бодрой. В основном благодаря успешно и лихо завершенному делу – ибо любой честный российский сыскарь-следователь нагружен делами, как Барбоска блохами, и избавление от очередного являет собою сущий праздник души. В особенности если забыть на минутку о тех, что остались висеть на шее…
В семь неслышно прозвенел навсегда заведенный еще в канувшей в небытие Советской Армии внутренний будильник, и она вскочила без попыток понежиться, минут на пять забралась под душ – ледяной-горячий-ледяной-горячий, моментально сбрасываешь годочков несколько, – воткнула штепсель кофеварки и сунула в рот первую утреннюю сигарету. В трехкомнатной квартире, полученной майором Шевчуком в мрачные годы диктата КПСС, она пребывала одна – отставной майор где-то запропал со вчерашнего утра. И записки на обычном месте не имелось, так что Даша, цинично ухмыльнувшись про себя, моментально сделала определенные выводы. Подумав, разрешила себе в качестве премии за вчерашнее вторую утреннюю сигарету.
Никаких особенных переживаний из-за вчерашней нервотрепки, как и следовало ожидать, что-то не ощущалось. Вот и ладушки. Неизвестно, что там будет в сорок, если удастся дожить, а в ее нынешние тридцать нервишки пока что не гудят натруженно. И преступлением века в Шантарске не пахнет. Одна рутина. А значит, удастся даже выкроить время на личную жизнь.
В семь двадцать пять, когда она уже прихлебывала кофе, под окном знакомо визгнули тормоза десятилетней, но все еще довольно бодренькой «Нивы». Прибыл блудный родитель.
Конечно, когда отставной майор, невысокий и крепенький, как боровик, возник в квартире, в облике его не отмечалось ни малейших следов проведенной в утехах ночи – наоборот, вид у майора был этакий благородно-усталый, с упором на «благородно», как и полагается частному сыскарю, свято стерегущему завоевания расцветающего капитализма, рынка и всего такого прочего (см. выступление вице-премьера Чубайса на всероссийском слете Юных Друзей Товарно-Сырьевой Биржи…).
Майор (очень он любил именно такое обращение, при каждом удобном случае напоминая, что в США отставники пожизненно носят прежние титулы, как-то: «полковник», «губернатор», «президент») с видом предельно умученного служебным долгом служаки отделил кобуру с разовым «Айсбергом», примостил ее на холодильнике, принял непроницаемый вид и стал наливать себе кофе.
Даша, вытянув шею, демонстративно и шумно втянула воздух ноздрями. И заключила:
– «Пуазон». Польского производства.
– Инсинуации, – сказал майор.
– Есть еще хорошее ругательство – «ist eblisch ment», – сказала Даша. – Нет, ну конечно, ты всю ночь пролежал у сейфа, притворяясь факсом, чтобы конкуренты не слямзили рецепт знаменитой миндальной настойки. А факсы у нас как-то исстари повелось протирать «Пуазоном». Все замотивировано.
– Трепло, – хмыкнул майор. – Ну какой «Пуазон»?
– Знаю, – сказала Даша. – Это я так, абстрактно. Я ж тебе не Шерлок Холмс, чтобы угадывать марку с лету. Но запашок-то все равно присутствует, а, родитель?
Родитель скромно потупился.
– Молоток ты у меня, майор, – сказала Даша. – Пятьдесят шестой пошел, а ты вон какой еще бодренький по утрам, опосля, стало быть… Лет-то очередной сколько?
– Тридцать один, – с оттенком законной гордости поведал майор.
– Ого? – Даша подняла брови. – Двойные поздравления, майор. Этак ты скоро до школьниц докатишься.
– Вот уж кого боюсь, так это нынешних школьниц. Уровни развития у меня с ними не совпадают. Слава богу, успел я тебя родить до сексуальной революции и прочих нынешних художеств…
