– А, все равно получилось нечто ужасное, – отмахнулась Даша. – Можешь и меня поздравить. Нынче ночью сто штук заработала в эскорте. Майор, не отвешивай челюсть до пупа, я ж не говорю, что я за них
– Это как?
– Секреты оперативно-следственной работы, – отмахнулась Даша. – Понимать должен.
– Брали кого?
– Брали.
– Взяли?
– А когда это я кого не взяла? – на сей раз в ее голосе звучала вполне законная гордость.
– Ну ты у нас и впрямь крутой мент…
– Ты не язви, родитель, – сказала она совершенно серьезно. – Ты меня, конечно, помнишь в закаканных пеленках и все такое, но я и впрямь крутой мент, если в смыслах профессионализма…
– Ты пока что собака Баскервилей, и не более того, – отозвался родитель. – Выследить, да загрызть. А вот когда ты в зубах у начальства оставишь клочки шкуры, да все равно из этих зубьев вырвешься и доделаешь дело – тогда и будешь крутой мент, понимаешь ли…
И принялся шумно распечатывать чашки с китайской «моментальной лапшой», в последние годы ставшей в Шантарске прямо-таки национальным блюдом, не хуже, чем в самом Китае. Очень уж здорово экономил время сей продукт.
Даша задумчиво посмотрела ему в спину, но ничего не сказала из дочернего почтения, хотя могла бы и съязвить, благо прошло двенадцать лет, и время майоровы царапины давно зализало…
Сам майор в свое время из зубов начальства так и не вырвался – точнее, капитулировать не захотел. В общем, как посмотреть.
Майор, как и многие, в том числе и весьма даже порядочные мужики, попал под Федорчука, словно под поезд. Верный сподвижник товарища Андропова, Федорчук прошелся по МВД, словно асфальтовый каток по груде пустых бутылок – столь же целеустремленно и туповато. Говорят, у Федорчука были самые благие намерения – да вот беда, всем понятно, куда ведет вымощенная таковыми дорога…
Поскольку ни одну контору на планете никак нельзя назвать филиалом рая, грехов и грешников хватает в любом заведении, на всех меридианах и параллелях. Вот только искоренять грехи вкупе с грешниками можно умно, а можно и по-дурацки…
Одним словом, под подозрение в коррупции (тогда, правда, словечко это не было в такой моде) попадал практически каждый мент, имевший несчастье обзавестись машиной либо дачкой. Даже если дачка эта представляла собой фанерную конуру, окруженную парой грядок с редиской, нововведения были суровы – либо в кратчайшие сроки избавляйся от компрометирующего поместья, либо можешь отправляться ко всем чертям. И так далее, и тому подобное.
Майор Шевчук, человек в общении тяжелый, не то чтобы нарывался на скандал – попросту не мог понять, отчего вдруг его купленная на трудовую денежку «Нива» и шесть соток с лелеемой малиной повисли на плечах тяжким компроматом и от малины следует немедленно избавиться. Начальство, свято проводя в жизнь новую линию, стало «брать на бас». Майор, с которым такие штучки проходили плохо, показал зубы. Вот только начальство, так уж заведено, изначально зубастее. Тем более в таких вот ситуациях – когда отдельные несознательные индивидуумы мало того, что не понимают новой линии, так еще злонамеренно ей препятствуют. И накрылся начальник районного угро майор Шевчук, пролетел, как фанера над Парижем. Хорошо еще, что приземлился не мордой в битое стекло, а на жесткий стул заместителя начальника питомника служебно-розыскных собак. Откуда и ушел на вольные хлеба – в те совсем недалекие времена, когда разрешили и легализовали частный сыск. И был отныне вторым человеком в одном шантарском агентстве, далеко не самом хилом.
В общем, ему еще повезло тогда. Случались перемещения и посквернее. Добрый знакомый майора, начальник ГОВД в граде Абакане (живописные и благодатные места, сибирская Швейцария) вообще угодил на полторы тысячи километров севернее, аккурат за Северный полярный круг – начальником вневедомственной охраны в Норильск, в места скучные и мерзопакостнейшие. Сам товарищ Сталин когда-то отбывал ссылку почти в тех же краях – и довольно быстро ушел в побег ввиду непреходящей унылости тамошних пенатов…
Время, конечно, все сгладило, но Даша не хотела лишний раз бередить отцу душу еще и из-за того, что он вбил себе в голову, будто неуступчивостью перед начальством испортил любимой доченьке жизнь.
А ничего подобного не было. Останься он на прежнем посту, Даша вместо университета, о котором размечтался майор, все равно бы завербовалась в доблестную Советскую Армию. Ибо роман с бравым гарнизонным капитаном полыхал лесным пожаром, вот и напялила дуреха форму, чтобы оказаться рядом с неповторимым и единственным – каковой уже через полгода проявил гнилую натуру во всей красе, да поздно было переигрывать, и пришлось рыжей связисточке дослуживать полтора года согласно принятой присяге. А потом прошла мимо университета вполне осознанно, в Шантарскую милицейскую школу, так оно и поехало…
Майор старательно залил лапшу кипяточком – две чашки. Подумал и налил в третью.
– Что, не покормила? – лениво съехидничала Даша.
– Гусарские офицеры у дамы утром не завтракают. Разве что похмеляются, – сообщил майор.
– А что это у тебя глазки бегают, гусар?
Майор помялся, потом все же выдал:
– Даш, я, может, и женюсь…
– Ну, взялся за ум, – сказала она искренне. – Давно пора. Только ты мне ее сначала предъяви, а я возьму в разработку – вдруг это алчная хищница хочет проникнуть в приватизированную хату немощного старичка, а потом старинушку-то под дождь и выпереть.
– Трепло. У нее у самой однокомнатная. И если что – так я туда… А хоромы остаются тебе. – Майор глянул донельзя хитро. – Глядишь, и распорядишься ими с умом…
