Дикое золото

– Да не сверкайте глазками, хе-хе… Ну какой из меня дьявол? Одна видимость…

– Наш разговор становится бесполезным.

– А вот и нет-с, – с ухмылочкой протянул полковник. – Настоящий разговор только начинается… Значит, не хотите в наследнички иванихинские? Ну, ваша воля… Давайте посмотрим на последствия сей печальной истории и вместе их просчитаем. Меня вы ни с какой стороны не сможете достать. Олечка бесполезна. Тутушкин… да кто к нему всерьез отнесется? И потом, ему еще дожить нужно до серьезных разборов… – Он выложил на стол две бумаги. – Право слово, Алексей Воинович, уберите вы свой дурацкий пистолетик да почитайте черновики моего отчета. Существующего в двух вариантах. Согласно первому, мы все вместе – я, вы, Баланчук и даже, черт с ним, пристав Мигуля – провели грандиознейшую работу по срыву грабежей и выявлению виновных. К превеликому сожалению, главный виновник, штабс- ротмистр Рокицкий, мразь человеческая, пал от руки агента… ну ладно, ладно, пожалеем вашего Покитько, плотвичку. Не пал от руки разнервничавшегося агента, а принял цианистый калий из страха перед грядущим неминуемым разоблачением, сулившим позор и крах… Если составить умело – а ваш покорный слуга на составлении отчетов собаку съел, – всем поименованным могут и звезды повесить, даже Аргамакову – медальку или крестик… От вас всего и требуется, что поддакивать в нужном месте в нужное время… Мигуля промолчит, он умен, ссать против ветра не станет…

– Есть одна неувязочка, – сказал Бестужев, демонстрируя лист гербовой бумаги с аптечной печатью. – Это – своего рода экспертиза, проведенная Рокицким. Он долгое время ничего не подозревал, но потом я умышленно выбил его из колеи, он занервничал, кое-что сопоставил – как-никак, несмотря на прегрешения, жандарм был хваткий, – понял, кто всем этим заправляет, сообразил, что козлом отпущения вы хотите сделать именно его. Изъял пулю от «Байярда», извлеченную из черепа Струмилина, пошел в аптеку, взвесил пули, акт составил. Полное несоответствие пули от «Байярда» и найденной в номере гильзы…

– Вот как? – почти не раздумывая, сказал полковник. – Помилуйте, а что сия писулька меняет? Мы и так знаем, что Рокицкий подвигнул Ольгу на убийство Струмилина, а она по неопытности да в кокаиновом забытьи немного напортачила… Конечно, несоответствие! И в деле отражено! Только как вы докажете, что это не Рокицкий? С того света дух вызовете посредством спиритического блюдечка? Нет-с, ротмистр, эта писулька ничегошеньки не стоит, можете ее в нужник употребить. На ложный след нас наводил Рокицкий, от себя отводя подозрения…

– Да вы…

– Успокойтесь. И слушайте дальше. Теперь разберем второй вариант моего отчета. В нем количество отличившихся, толковых и заслуживших ордена, уменьшено ровно наполовину. А вот вам в сем варианте отведена роль незавидная. Вы свою часть работы с треском провалили. Агентов погубили своих, мою явку провалили, Рокицкого упустили из-под носа, не распознали сразу, что Енгалычева злодей Рокицкий убил и оклеветал посмертно в качестве козла отпущения.

Да-с, вот именно. Илья Баланчук под любой присягой подтвердит, что в моем присутствии сомневался в виновности Енгалычева, но вы настаивали на обратном… Вы не смотрите на меня так, Алексей Воинович, я не монстр, я защищаться вынужден – у меня жена, детишки, положение в обществе. Своя рубашка ближе к телу, хе-хе… А все почему? Да оттого, что вы, прельстившись Танечкою Иванихиной, потеряли голову настолько, что забыли службу и долг, проводя все время в эротических забавах с объектом вашей страсти. И настолько были неосмотрительны, что папенька прознали, гоняли вас по тайге, как зайчика, из ружей стреляли – срам на всю губернию-с, ежели умело подать… Георгий Владиславович Мельников, человек молодой и холостой, тоже за Танечкой ухаживая, соперником вам мнился – так вы в раже дело ему начали шить с собутыльником вашим приставом, на коего матерьяльчик накоплен изрядный: взятки с купцов, прочие упущения… Ну кто вам дал право производить обыск у Мельникова и арест? Охранное отделение, как вам прекрасно известно, лишь ведет сбор информации и наблюдение, а обыски и аресты – прерогатива жандармского управления. Чтобы выбить на него должные показания, опять-таки противу всех законов и установлений безвинного купца Даника истязаниям подвергли…

– Что-о?

– А вот, извольте медицинское заключение прочитать, – охотно подсунул бумагу полковник. – Вся спина бедолаги покрыта сеткою свежих перекрещивающихся рубцов, происходящих от порки нагайкою… Документик подлинный, врач, между нами говоря, непосвященный – зато либерал большой, нас на дух не переносит, сейчас письма в столичные газетки сочиняет о зверствах столичного ротмистра во глубине сибирских руд. Чего доброго, запросец по вашему поводу в Государственной думе последует… Спина у бедняги и впрямь исполосована, мы даже фотографический снимок сделали. Мы ж не звери, ротмистр, к чему Даника в Шантару спускать, коли он будет больше полезен в роли вашей истерзанной жертвы? Он не дурак, понимает, что ему лучше с исхлестанной спинушкой полежать, чем отправиться туда, где ни печали, ни воздыхания… Букетец, а? Да вас с Мигулей в порошок сотрут на основании сего букетца… Пинком под зад, одного из полиции, другого из Корпуса. Отчеты, оба варианта, признаюсь вам, уже набело закончены, могут уйти в Питер, либо один, либо другой, уже через четверть часа. Вам-то еще на самом быстром поезде до Петербурга несколько дней добираться… А по телеграфу-то – фьюить! Когда приедете, будете уж вываляны в грязи по самые по уши… – Он деловито спросил: – А может, в сумасшедший дом вас отправить? Для пущей надежности? Подберем полдюжины свидетелей странного поведения вашего, свяжем, посидите там месячишко – и потом-то вам и вовсе никакой веры не будет. Тихонько в отставку спровадят с пенсией – и шагайте себе на все четыре стороны…

– Вы не посмеете, – сквозь зубы сказал Бестужев, вновь опустив руку на пистолет.

– Посмел бы, могу вас заверить… да нет нужды. И без того отчет по второму варианту ваше положение отягощает до полной, простите, безнадежности… Ах, Алексей Воинович, ну куда вам, щеночку резвому, против стариков? Я, милейший, графа Игнатьева помню, с Зубатовым в столице работал, в Варшавской губернии с боевиками комбинации играл, с Медниковым беседы душевные за графинчиком вели. Старики – это школа… Вы, положим, умны и толковы, но против меня зубками не вышли-с… Сожру, – сказал он деловито, почти равнодушно. – Брыкаться будете – сожру…

– Посмотрим, – Бестужев встал. – Вот что я хочу вам сказать… – голос его сорвался, потому что ему увиделись мертвые, и он не сразу совладал с собой. – Я вам ничего и никого не прощу – ни Колю Струмилина, ни моих людей, ни остальных… Знаете, о чем только что подумалось? Вы не сможете остановиться. Это – как запой. Запойный пьет не по поводам, а оттого, что остановиться не может, покуда есть на свете водка. Так и вы. На Дальнем Востоке, знаете ли, случается, что попробует тигр человечины – и к прежнему своему рациону уже вернуться не в силах. Так и будет на людей бросаться, пока не пристрелят. Вы попробовали. Рано или поздно потянет на новое преступление: деньги имеют свойство кончаться, их всегда слишком мало… А я… Я буду возникать на вашем пути, где бы вы ни были… и однажды оплошаете. Я…

– Великолепно, – полковник несколько раз беззвучно хлопнул в ладоши. – Тирада, целиком заимствованная из французского авантюрного романа. Какой же вы, право, мальчишка… Несмотря на боевые ордена и работу в Питере… Это прекрасно просто, что вы по собственному разумению изволили меня сравнить с тигром. Остынете и поймете, что тигр – зверь дюже опасный…