– Граф, я отвечу банальностью же: все это слишком неожиданно, и мне следует подумать… Безответственно было бы решать такие дела, пользуясь военными терминами, с налету…
На лице графа по-прежнему отражалось крайнее изумление. Явно события развивались не так, как было им намечено. Однако он ответил с невозмутимостью истинно светского человека:
– Ольга Ивановна, я ни за что на свете не желал бы вас принуждать и выказывать нетерпение. Разумеется, подумайте, я буду ждать вашего ответа…
Хорошо еще, что не добавил «с трепетом», мысленно фыркнула Ольга, это было бы уж чересчур. Но каковы ухватки! Поневоле начинаешь верить, что за словами Бригадирши что-то есть. Трудно признать, что старушка во всем права, но что-то тут определенно нечисто…
Она опомнилась, видя, что графа уже нет в кабинете и они с князем остались наедине.
– Оля, подумай, – серьезно сказал князь. – Это не забава, жених настроен серьезно. Кто бы стал так шутить… Ты только, боже упаси, не подумай, что я хочу от тебя избавиться. Клянусь тебе чем угодно: ты для меня как родная дочка, я себя не опекуном, а отцом чувствую. Это твой дом, – он сделал обеими руками широкий жест. – Живи хоть до скончания веков. Но послушай… Отцовский долг в том и заключается, чтобы дочерей пристроить со всей надежностью и, пардон, выгодой для них же самих. Честью клянусь, я и для Тани лучшего жениха бы не желал: молод, недурен, богат несказанно, принят при дворе… Мишенька заверяет, что человек весьма и весьма неплохой – не мот, не пьяница, не картежник, доброго нрава. Графиня Ольга Ивановна Биллевич, – произнес он с некоторой мечтательностью. – Чем плохо? Будущее твое будет устроено раз и навсегда. Прости старого рубаку за прямоту, но ведь, насколько мне известно, нет у тебя пока сердечного друга, ведь верно? Ни от чего тебе не надо отказываться и никакую прежнюю любовь попирать не придется… Прав я?
– Правы, Андрей Дмитриевич, – сказала Ольга со вздохом. – Я вам бесконечно благодарна за участие во мне на протяжении всех этих лет…
– Ну, полно, полно! Я ведь…. не благодарности ради…
– Я понимаю. За что и уважаю вас бесконечно… Но хотела бы обдумать все, как следует…
– Помилуй бог, кто ж тебя неволит! – смущенно замахал на нее руками князь. – Думай, сколь душе угодно. Только ты все же взвесь все выгоды такого сватовства и не забудь про недостатки оного – каковых просто не имеется, на мой взгляд…
– Да, конечно, – сказала Ольга тоном примерной девочки.
Ни за что ведь не поверит, расскажи она про сомкнувшуюся вокруг нее синюю паутину. Никто не поверит… кроме Бригадирши. Поговорить с ней откровенно? Или следует пожалеть старушку, которой и так сегодня выпали нешуточные переживания? Знать бы, чего еще от этого субъекта ждать…
– Погоди, – сказал князь, завидев, что она поднялась со стула. – Тут еще одно странное дельце. День сегодня удивительный, сплошные сюрпризы… Поутру, еще до Мишенькиного с гостями приезда, нагрянул стрюцкий из уезда (у князя это уничижительное словечко служило универсальным обозначением для чиновничьего племени). Бумагу привез… Ты что же, выходит, была знакома с мельником Сильвестром?
Ольга насторожилась и ответила, тщательно подбирая слова, взвешивая каждое:
– Мы с Татьяной частенько проезжали мимо мельницы и не раз видели его. Здоровались вежливо, перекинулись однажды парой слов…
– И только?
– Помилуйте, Андрей Дмитриевич, – сказала она с восхитительной невинностью во взоре и тоне. – А что бы еще?
– Действительно, что бы еще… И все равно странно. Стрюцкий, знаешь ли, привез сделанное по всей форме завещание. В твой адрес. Представь себе, именно тебе Сильвестр взял да и оставил, как говорится, нажитое… А поскольку в уезд на рассвете дошло известие, что мельник преставился…
– На рассвете?
– Ну да. А что тут такого удивительного? Мельник, надо полагать, заранее кому-то распорядился. Заплатил, должно быть, денежки у него водились, стрюцкий, точно, ждал и себе благодарности, да я его отправил несолоно хлебавши…
Вот это интрига, подумала Ольга. Сильвестр, выходит, обо всем позаботился заранее…
Она улыбнулась:
– Что же, он мне оставил мельницу?
– Не только, – сказал князь серьезно. – Тут, видишь ли, закавыка… Земли мои велики, сама знаешь, но посреди давным-давно торчали Сильвестровы земли. Вот тут все обозначено, – он показал несколько бумаг. – Примыкающие к мельнице луга, Козихинский лес, еще земли… Верст десять в длину да с полдюжины в ширину, – он откровенно почесал в затылке. – Почему мой батюшка эту землю Сильвестру в свое время продал, я, честно скажу, так и не доискался – но отцовскую волю следовало уважать… Одним словом, земли эти отныне, в соответствии с юридически выраженной волей покойного – эва, каких словечек я от стрюцкого нахватался! – отныне по закону твои, госпожа помещица Ольга Ивановна. Хоть с кашей ешь, хоть в банчок проигрывай. Твое. Вот уж неожиданность, а?
– И еще какая, – честно ответила Ольга.
– Не копеечка в кармане, а малость получше… – князь хитро покосился на нее. – Только не идет ни в какое сравнение с владениями благородного графа Биллевича… Что притихла?
Ольга подняла голову и прямо, открыто глянула ему в глаза:
– Андрей Дмитриевич, коли уж зашел серьезный разговор… Я никогда не спрашивала… но не пора ли?
– О чем?
– Кто мои родители… и почему я у вас оказалась. Если вам, конечно, известно, кто мои родители… По- моему, я уже в том возрасте, когда полагается знать такие вещи…
