Тайга и зона

знают, туда соваться без дела не будут…

– Не высовывайся! – рявкнул он в ответ. – Сиди, я сейчас!

– Папа! Лёша, там же отец!..

Алексей только махнул рукой и отвернулся. «Хозяина» на зоне, конечно, нет, он сидит в административном корпусе, вне территории, но опасность, если вырвутся, ему грозит нешуточная…

Он оттёр липкий пот с правой щеки.

Что творилось там, за забором, увидеть было невозможно, можно было только догадываться – автоматчики на оставшихся вышках палят по всему, что движется внутри периметра, спускаться они не рискуют, потому как попасть в лапы ревущей, обезумевшей толпы урок их не греет ни с какого бока…

А, чёрт! По всему, что движется?!

Внезапно, будто перед ним включился экран кинопроектора, Карташ увидел зону в проекции сверху, как на чертеже. Между двумя подорванными вышками располагается укреплённый «шлюз» – проход в зону напрямик из казармы, называемый так потому, что оборудован двумя тяжеленными, сваренными из рельсов воротами, открываемыми только последовательно и только после того, как охранник посредством телефона и бронированного «глазка» удостоверится, что стучатся свои. Автоматной очередью, буде автомат каким-то неведомым образом окажется в руках спятившего зэка, ворота не вскрыть…

Но ведь у них не автомат, у них пластид! А там, между казармой и «шлюзом», – оружейный парк! И после подрыва двух вышек подход к «шлюзу» для оставшихся вышкарей оказался в «мёртвой» зоне!

Чёрт, чёрт, чёрт!!!

На хрен уркам не нужен КПП, они будут рваться к оружию!

И, словно в подтверждение его мыслей, бахнуло в третий раз – аккурат напротив «шлюза».

Приглушённо так бахнуло, почти неярко. Зато действенно.

Протяжный скрежет пронёсся над территорией лагеря, за ним последовал многократный звон, предупреждающие крики – и аккорд завершил леденящий, почти нечеловеческий, вибрирующий вопль. Карташ закрыл глаза, откинул голову, крепко треснувшись о стену клуба. Ударил затылком ещё раз. И ещё.

Самое страшное, что он никак не мог повлиять на ситуацию. С жалким «Макаровым» делать ему там нечего. А что именно там произошло, было понятно: подложенный заряд разнёс ворота в щепы (то есть в рельсы), толпа уголовников проникла на запретную территорию, покрошила охрану, дорвалась до оружия…

Один за другим замолкла трескотня с вышек: боезапас у автоматчиков не безграничный. Зато началась пальба с той стороны казармы, что примыкала к зоне. Вопли обороняющихся и бунтующих слились в единый рёв. Истерично драли глотку овчарки в питомнике – не понимая, что творится вокруг. Промелькнуло: надо бы их выпустить, натренированные брать людей в арестантской робе, они могут здорово пособить солдатам. Но туда же не добраться, бли-ин!..

Алексей опять вытер пот с правой щеки, посмотрел на ладонь.

Не пот, кровь. Откуда?! Вспомнился осколок стекла в актовом зале, задевший щёку. Он нервно хихикнул: так что с боевым крещеньицем вас, Алексей Аркадьевич…

Отдельные выстрелы доносились и со стороны автопарка, потом раздался звук работающего мотора. «Вахтовка», – по звуку определил Карташ. Значит, кто-то решил рвать когти подобру-поздорову И это правильно, как говорил первый и последний Президент СССР… Теперь их не остановить. Как цунами, уголовники вот-вот вырвутся на свободу, разольются всепожирающей волной, уничтожая на своём пути всё, что шевелится и не шевелится, рванут… Куда они рванут? В посёлок, в Парму, ясный хрен! Сколь хорошо ни был бы организован прорыв, основную массу организаторам не сдержать, не направить. Урки ломанутся туда, где выпивка, женщины, табак, чай, жратва… Во что превратится Парма, трудно себе даже представить… Но кто организовал, зачем?! Ведь говорили о примире…

В сгустившейся ночной мгле с грохотом рухнули и внешние ворота «шлюза» – рёв толпы стал значительно слышнее, словно сделали погромче звук в телевизоре.

Вот и всё. Кранты.

Первого беглого он увидел, уже срываясь с места и бросаясь к крыльцу, за которым пряталась Маша, а увидев, на миг замер, не в силах двинуться. Метрах в десяти от Карташа из сумерек на открытое место выскочил караульный, без оружия, сильно припадая на левую ногу, бросился бежать, в немом крике разевая рот. Очередь скосила его через пять шагов.

Следом показался зэк, первая, бля, ласточка, длинный, худой и седой, как узник концлагеря, приставил дуло «калаша» к затылку подстреленного и дал ещё одну короткую очередь.

Мозги брызнули в разные стороны. А потом, кривя губы, принялся остервенело лупить прикладом по голове безвольного, как кукла, охранника.

Алексей узнал его.

Этого не могло быть. Но так было.

Со звериной жестокостью караульного прикончил не кто иной, как Лупень, тихий стукачок, бывший вэвэшник и нынешний полосатик…

За мгновенье в голове Карташа пронёсся вихрь мыслей: значит, врал, значит, он с ними заодно, никакого примирения и не должно было быть, блеф… да нет, я же в людях разбираюсь, если б Лупень знал о готовящемся кипеже, он бы сказал, не мог не сказать…

Тогда что происходит?..

Когда Лупень стал разворачиваться, когда увидел Алексея, когда их глаза встретились – взгляд беглеца в робе был туманным, не сфокусированным, словно он был под кайфом, он и не узнавал Карташа – когда ствол «калаша» стал медленно, как в замедленной съёмке, подниматься, старлей сбросил с себя оцепенение и дважды нажал на курок «Макарова». Не сказать, чтобы Лупень держал автомат очень уж умело, но на