– Ты понимаешь, что нельзя с ним возиться?
– Бросить помирать?
– А что ты предлагаешь? Оставим еды и воды.
Может, посидит и отойдёт. Могу вколоть ему препаратец под названием «Прилив»… Только сомневаюсь, что подействует.
– Погоди-ка.
Карташ, в отличие от «аспиранта», знал и помнил местные байки. И если одна оказалась правдой, то почему бы и другой к ней не присоединиться?.. Старлей вернулся к раскольнику.
– Скажи, отец, ты здешние болота хорошо знаешь?
В ответ прозвучал короткий старческий смешок, похожий на кашель.
– Средь них жизнь прожил, как не знать.
– Самолёт упавший встречал?
– Ероплан-то? А то. Давно тут лежит, за грехи был с небес свергнут.
– Ну уж у самолёта-то какие грехи? – устало, как учительница у тупого второгодника, спросил Гриневский.
– Так ведь деньги – грех, – назидательно сказал старик.
Карташ оттеснил настырного Таксиста в сторонку:
– С этим понятно. А известен ли тебе… как бы его назвать… остров, который почти со всех сторон окружён болотами?
– Так то ты про Вороний Глаз говоришь, – кивнул старик.
– Ты там бывал? – быстро спросил Геннадий.
– Захаживал по молодости. Потом уже нет. С тех пор, как на Вороньём Глазу нехристи поселились.
– А когда они там появились?
– Не помню, сынок, – развёл руками дед. – Годы сливаются в один поток, как ручьи в реке. И уже не разобрать, когда и откуда что влилось.
– В какой стороне твой… дом, отец? – спросил Алексей.
Старец уверенно указал направление морщинистой ладонью.
– Там же сплошные болота, – задумчиво проговорил «археолог».
– Не одни болотины, сынок, не одни. Язык человечий привык одним вымахом все крошки слизывать. Он и веру христову одним словом величает, будто разницы нет. А ты плод яблоко возьми, вглядись. Не одна мяготь в нём. Есть червоточины, есть черви, мяготь грызущие…
– Ты погоди про веру, давай с болотами закончим, – Гена, прищурившись, посмотрел на карту, раздражённо пожал плечами и карту спрятал. – Я не могу в толк взять, вы что, на топях живёте?
– Не живём. Один я, говорю, век доживаю.
И не на топях, а на тверди. Там край низкий, однако ж тверди хватает, хотя и затеряна в болотине, лежит гривами, одна грива больше, другая меньше, третья совсем крохотная.
– И сколько идти до твоего обиталища?
– Лесным шагом к сумеркам окажешься.
Ежели ходко двигаться, то раньше.
– То есть часа полтора-два, – Гена посмотрел на часы.
– А как ты до Вороньего Глаза ходил, отец? – осторожно спросил Алексей. – В обход или по болоту?
– По болотине ходил.
– И… можно сейчас напрямки по болотине пройти к этому Вороньему Глазу?
– Чего ж нельзя, когда можно, – усмехнулся старец. – Тропка-то помечена. Главное, выход на неё найти, а там иди от вешки к вешке, и пройдёшь. Эх, сынки… Понимаю, что недалече уж отход. Однако душе – ей не всё равно, где с телом расставаться. Одно в лесу, как зверю какому, другое помереть в своём доме, под иконами.
– Ну-ка покажи свою карту, – Карташ, отобрав у Геннадия бумагу Дорофеева, отошёл с ней на пару шагов, присел на выворотень. «Археолог» примостился рядом. – Вот примерно, где его обиталище, а вот где прииск. До дедовского жилища около трех километров. Если всё так, как он говорит, то что мы имеем? Отсюда в обход болота – до прииска крюк километров в двенадцать. А напрямую всего пять.
– Да. Но пять по трясине. А это всё равно что десять по суше…
– Твёрдая земля тоже не всегда быстро носит, – негромко сказал Карташ. – Завалы, заросли, овраги, прочая хренотень. И потом, Гена… Мы выйдем оттуда, где нас никто не будет ждать. Главное, мы минуем известные и неизвестные препятствия. Ты уверен, что кроме колючки нет никаких иных сюрпризов? Можешь гарантировать, что уголовный спецназ не прибавит к уже имеющимся закладкам свои собственные? В одну «растяжку» мы уже чуть было не вляпались. И «растяжка» – это не самое поганое из того, что они могут подсунуть. Так что мы всё равно будем каждый шаг как по минному полю делать, а это скорости не прибавит…
– Да, резон имеется… Имеется, – Гена задумчиво почесал переносицу. – Старичок лёгкий, сухонький.
