уголовнички, сидевшие на шее у советского... тьфу, черт, российского общества. Алмазы кравшие у родной страны. А потому их как-то и можно было пришить к чертовой матери без всяких внутренних колебаний. И потом... Потом кто-то очень качественно ликвиднул хозяина некоей таежной заимки, который, вот совпадение, сделал вам очень много пакостей... Бога ради, я не спрашиваю, кто... У меня мысли идут в другом направлении. Коли уж вы, Кирилл Степанович, порою живете не по закону, а по понятиям, ну в точности, как мы, то нельзя возмущаться, если однажды кто-то с вами сыграет не по кодексам, а по тем же понятиям... Закон джунглей. Вы сами по нему живете...
– Я, по-моему, возмущения не высказывал ни в устной, ни в письменной форме, – сказал Мазур. – Давайте поконкретнее.
– Извольте. Сначала, уж не обессудьте, прикинем расклад. Прокачаем, что будет, если вы откажетесь на меня работать или сработаете плохо. Девочка ваша в полном комфорте и безопасности. Мы же не шпанка, мы люди серьезные, пальцем ее пока что никто не тронет и слова грубого не скажет. Лично контролирую. Ну, а если... – Он сделал скорбную физиономию. – Если вы откажетесь или провалите дело, как-то само собой получится, что найдут ее мертвой на той квартирке, и на ноже будут ваши пальчики, и будет там разбросана масса ваших вещичек, в том числе и с отпечатками... Мотивировка? Да вот вам прекрасная мотивировка... – Он сдвинул в сторону черную папку и ловко, словно карты сдавал, веером кинул перед Мазуром пачку цветных фотографий. – Вон как вы ее, лапочку, в купе охаживаете: и так, и сяк, туды-сюды... Улавливаете? Это банальная, совсем не редкая история: стареющий мужик и ветреная девочка... В нашем с вами возрасте случаются заскоки. Вы к ней воспылали, а она, поиграв чуток в любовь, послала вас к чертовой матери. Вы за ножик сгоряча – и покроили девочку в куски. Бога ради, простите за коварство, я не садист и не маньяк, просто жизнь заставляет – как вас в свое время она заставила с Крестом на мокрое дело идти... Одним словом, окажетесь вы в дерьме по самые уши. И даже если каким-то чудом выкрутитесь, то папаша ейный вас в покое ни за что не оставит, самосудом голову скрутит, не говоря уж о погубленной карьере... Он-то будет твердо уверен, что все именно так и обстояло, как любой на его месте... Вы обдумайте все и согласитесь, что ловушка подготовлена хорошая.
– Я и не собираюсь обдумывать, – сказал Мазур. – И так ясно, что блефом тут не пахнет...
– Уж безусловно. Я по натуре человек не злой. Но когда вопрос стоит именно таким образом – мне живым остаться или этой милой девочке – я, уж простите, себя, любимого, выбираю...
– Вам что, нужно кого-нибудь убить? – напрямую спросил Мазур.
– Ну что вы... Это мелко. В этом плане на вас свет клином не сошелся, уж простите на грубом слове. В наше время убивцев предостаточно, и весьма опытных. Ради такого пустяка, как заказуха, не стал бы я огород городить, спеца вроде вас в ловушку заманивать... Кирилл Степанович, вы понимаете, что нет у вас никакого выбора?
– Понимаю, – сказал Мазур, глядя в сторону.
– Вот и отлично. Теперь – о пряниках. Если все пройдет гладко, я вас вовсе не собираюсь убивать. Нет необходимости. Все равно вы правды не найдете из-за отсутствия твердых доказательств. Ну, кто докажет, что вас силком умыкнули и взаперти держали? Это вы тоже должны понимать...
– Понимаю, – сказал Мазур.
– Вот и отлично. Итак, если все кончится благополучно, вы, как в голливудском фильме, можете уйти на все четыре стороны с красавицей в обнимку, а то и с потяжелевшим карманом – всякий труд должен оплачиваться... Верите вы мне или нет, но зря я в жизни никого не убил. Вам ведь тоже потом как-то не в цвет будет распространяться о том, как на местного пахана работали во глубине сибирских руд...
– И все-таки, что за работу вы мне сватаете?
– Да ту же самую, которой вы столько лет занимаетесь... – Он инстинктивно оглянулся на дверь, склонился к Мазуру: – У меня в последнее время крупные неприятности, Кирилл Степанович. За два месяца положил и четырех моих людей – не самых незаменимых, но и не шестерок. Все четверо, как на подбор, были главным образом по легальной части. Мы ведь давно уже денежку добываем не примитивным гоп-стопом и даже не рэкетом, да будет вам известно. Мы теперь, как в детских стишках писалось, владельцы заводов, газет, пароходов... Так вот, за два месяца – четыре трупа. И – ни малейших следов, ни единой ниточки. Ну, дело, конечно, не в том, что милиция в тупике. На то она и милиция, чтобы при грамотно проведенной заказухе в тупик упираться, аллах с ней... Что гораздо важнее, мои ребята, как ни рыли землю, не отыскали ни малейшего следочка. Ни ма-лей-ше-го! – с расстановкой повторил он, помахивая пальцем. – Вы, конечно, плохо ориентируетесь в наших порядках, а потому поверьте мне на слово: так быть не должно. Все, что произошло – неправильно. Так дела не делаются. Обязательно должно случиться одно из двух: либо отыщутся следы, либо автор жмуриков обязан объявиться и передать свои претензии, хотя бы через третьих лиц. Это, если хотите, закон природы. Но ничего подобного не произошло. Четыре трупа, один за другим – и ничего! Ни малейшего намека. Ни тени претензии или попытки дипломатично высказать свои пожелания... Так не бывает! – повторил он яростно. – Так не должно быть.
– Однако ж случилось! – усмехнулся Мазур. – У вас у самого есть версии?
Какое-то время стояло тяжелое, напряженное молчание. Потом Гвоздь, в свою очередь, глядя в сторону, признался:
– Ни единой. То есть, ясно, конечно, что за меня взялся кто-то умелый, опытный и беззастенчивый... но ради чего? Я бы понял, вызови меня кто-нибудь на... переговоры, изложи свои требования, сделай предъяву по всем правилам... Но ведь нет ничего подобного! У меня, да будет вам известно, две параллельные... разведслужбы. Одной, практически легальной, заправляет бывший мент. Не из дураков. Вторая – насквозь неформальная, ведает ею товарищ Котовский, с которым вы уже знакомы. Так вот, ни одна из этих контор, работая независимо друг от друга, не нашла следов.
Мазур осторожно сказал:
– А если нам предположить, что кто-то из двух вышеназванных господ, как бы это деликатно выразиться...
– Ссучился? – охотно подхватил Гвоздь. – Ну, ничего необычного – сплошь и рядом выясняется, что вражина окопался в рядах. Что гадит не внешний враг, а внутренний. Однако в данном случае – простите, не верю. Чтобы одновременно ссучились оба, взаимно друг друга контролирующие, живущие, как кошка с собакой... Нет, не верю. Не оттого, что доверяю людям, а из голой прагматики – сговориться они решительно неспособны, если один скурвится, другой непременно это вычислит... Но пока что твердых доказательств нет. Ничего нет. Тупик, туман... Мы все проверили, перепроверили, закинули сети, просветили этот город, как рентгеном... Ничего. За пределами города – те же успехи, то есть никаких. Конечно, есть конкуренты и соперники, куда же без них... Но и против них – ни малейших улик.
– Но кто-то же действует? – спросил Мазур, самую малость заразившийся загадкой.
– Кто-то действует. Самое поганое, что непонятно – кто.
– И при чем же здесь я?
– То есть, как это – при чем? – откровенно удивился Гвоздь. – Вы, Кирилл Степанович – профессионал высочайшего класса, это даже я понимаю, человек темный и отроду в армии не служивший. Вы в вашей конторе четверть века трудитесь, на всех континентах отметились, кроме разве что Антарктиды, и при этом живехоньки, не убиты, орденами обвешаны, в адмиралы вышли... Вам и карты в руки. Коли уж мои ребятки мышей не ловят. Сроку вам дается две недели.
– Почему именно такой срок?
– Через две недели придется подписывать один симпатичный контракт, – ответил Гвоздь охотно. – В рамках самого что ни на есть легального бизнеса. Дело назначено на седьмое июля, а вот что мне вчера сбросили на электронную почту... вы не удивляйтесь, поневоле приходится шагать в ногу с веком, все прибамбасы у нас есть...
Мазур взял протянутый лист бумаги, негромко прочитал вслух:
– «Кто тебе сказал, сволочь, что до седьмого июля ты доживешь?» Интересно, откуда отправлено?
