непринужденно и энергично, без малейшей заминки. Расплатившись с таксистом сполна, он вылез и направился вдоль серых пятиэтажек, над стометровым обрывом. Отсюда открывался великолепный вид на могучую Шантару и противоположный берег с его поросшими лесом сопками, но Мазур пришел сюда не любоваться пейзажами. Он шагал не быстро и не медленно, не спешил и не плелся. Хвоста вроде бы не наблюдалось – трудновато ему было бы скрываться на этой тихой окраине... стоп-стоп-стоп! А ведь это снова типчик в белой футболке... Ну, мать твою... А что прикажете делать? Пусть все идет, как задумано...
Стал спускаться с обрыва по узенькой крутой тропке, помахивая большим пластиковым пакетом с кое- какими мелочами, купленными по дороге. Городские шумы помаленьку стихали, вскоре они исчезли совершенно.
Мазур стоял в двух шагах от спокойной зеленоватой воды, на берегу медленно текущей Шантары. От реки тянуло сырой прохладой. До противоположного берега было всего-то километр с лишним – километр не самой приятной воды, не столь уж и теплой даже в июне, но все же не ледяной полярной...
Мысленно поежившись, он решился. Огляделся с ленивым видом. Наверху, на обрыве, маячила белая футболка. Ну что же, милый, будет тебе совершенно неожиданный сюрприз, не без изящества, стоит себя похвалить, задуманный...
Он быстренько принялся раздеваться. Утрамбовал одежду в большой пластиковый пакет, замотав предварительно кобуру с пистолетом в пиджак, а телефон с пейджером и часами – в брюки. Вложил пакет в другой, синей отечественной изолентой тщательно замотав его горловину так, чтобы внутрь не попало ни капли воды. Нет, выглядит прочным, получится... Хорошие пакеты делают буржуи, будем объективными...
Оставшись в одних плавках, он взял пакет в зубы и решительно вошел в воду, осторожненько переставляя ноги, чтобы не напороться на какую-нибудь ржавую хреновину. Когда вода достигла плеч, оттолкнулся обеими ступнями и поплыл – умело, расчетливо, не выкладываясь полностью, но и не экономя силы.
Оглянулся на обрыв – белой футболки там что-то не видно – ага, забеспокоился, милый, начал что-то соображать...
У Мазура были все шансы. Кратчайшее расстояние меж двумя точками – как известно, прямая. По прямой он и плыл. От берега до берега по воде – километр с лишком. А по суше от одной точки до другой – километров двадцать пять, не меньше. Таков уж град Шантарск, вытянутый в длину по обеим берегам реки. Даже если те, кто следил за ним, будут гнать, как сумасшедшие – все равно опоздают. Во-первых, сегодня на дорогах масса пробок. Во-вторых, на том берегу не во всяком месте и подъедешь на машине к воде, они же не знают точно, куда именно он нацелился – и вряд ли у них с собой какая-нибудь мощная оптика. Нет, им придется потратить очень уж много времени, чтобы отыскать его на правом берегу...
Он плыл, энергично работая руками. Вода, конечно, не подарок, довольно прохладная, а года не так уж чтобы юные – но нужно было выдержать, спасти Светку, как-то выкарабкаться из этой поганой истории, а потом еще отыскать ту сволочь, которая допустила утечку, и поговорить с ней по душам, если удастся...
– Эй, мужик! – раздался слева жизнерадостный вопль. – Ты шизанутый, или просто дурью маешься?
Мазур посмотрел в ту сторону. К нему подгребал абориген на резиновой лодочке, над бортами которой торчало штук пять коротких удилищ. Ничего не ответив, Мазур плыл в заранее избранном направлении, крепко зажав зубами угол пакета.
Лодочка не отставала, ее хозяин, лыбясь, таращился на Мазура и явно намеревался продолжить общение. От берега их отделяло метров двести.
– Эй, ты что, на тот берег собрался? Может, тебя спасти?
Мазур остановился, перевернулся на спину. Левой рукой вынул зажатую меж зубов булавку, прихваченную на случай внезапной судороги, поднял ее повыше и рявкнул:
– Плыви себе, куда плыл, а то проткну твой гондон надувной в десяти местах! Не мешай новому русскому ящик коньяку выигрывать, кому сказано!
Присмотревшись к сверкающей булавке и представив, должно быть, последствия громко высказанной угрозы, рыболов потерял интерес к странному пловцу. Заработал маленькими веслами, отплывая подальше, явственно пробурчал:
– Совсем стебанулась буржуазия, твердой земли ей мало, на воде пошли выежовываться...
Оставив без внимания это теплое напутствие, Мазур вновь зажал зубами и пакет, и булавку – между прочим, для этаких цирковых номеров ловкость нужна нешуточная – и вновь заработал конечностями так, словно спасался от легендарного морского змея.
Чем дальше, тем сильнее стало ощущаться, что ему не только не тридцать уже, но и не сорок, что годы, мать их так, свое берут исподтишка. Нет, он не ослабел и уж тем более не паниковал – хрен дождетесь! – однако все было гораздо труднее, чем лет пятнадцать назад, что все
Главное – не измерять слишком часто взглядом расстояние, отделяющее тебя от заветного берега. Не вычислять, сколько уже проплыл и сколько еще осталось. Работать конечностями, как машина... машина...
По воде любой звук разносится далеко. Могучее тарахтенье наплывало справа, приближалось, силилось...
И ничего нельзя сделать! Куда ты денешься на большой воде от надвигающейся «Ракеты»? Остается лишь помахать рукой, надеясь, что заметят и обогнут...
Снизу, от воды «Ракета» казалась невероятно высокой, огромной. Но ее нос нацелен в сторону... слава богу, солнце светит рулевому в спину, а не в глаза...
Оглушительное тарахтенье величаво проплыло совсем рядом – и, перекрывая его, с кормы загромыхала великолепная матерная тирада, длиннейшая, экспрессивная, красочная, образная, сложносочиненная и непечатнейшая. Мелькнула тельняшка, обветренная физиономия, ядреный кулак – речной морячок долго еще махал рукой и крыл пловца на чем свет стоит.
«Ракета» удалялась против течения. Мазур мельком подумал, что по части затейливых матерных фиоритур пресноводная разумная фауна все же, безусловно, уступает морской. Это прибавило ему бодрости, он даже ухмыльнулся про себя, качаясь на поднятой «Ракетой» волне. До берега всего-то метров двести...
Левую ногу свело тупой судорогой в самый неподходящий момент – выучка выучкой, опыт опытом, а от этого никто не застрахован, когда бултыхается в прохладной сибирской речке, пусть даже на берегу стоит месяц июнь...
Не было особых причин терять самообладание. Он действовал механически – изогнувшись, уколол себя в мышцу, переждал временный паралич конечности. И рванулся к берегу со всей возможной боевой злостью.
А там и ноги ощутили илистое дно... Впереди был безлюдный берег, заваленный бревнами, – неподалеку располагалась какая-то лесопилка. Бревна, покосившийся казенный забор, длиннющий и некрашеный, и уж совсем далеко впереди – частные домишки...
Присев на замшелое, нагретое солнцем бревно, он позволил себе отдохнуть – аж минуту. Разодрал пакет, сбросил мокрые плавки, как следует растерся полотенцем и принялся одеваться.
Ноги все-таки остались влажными, и носки к ним липли, костюм малость помялся, но это были, в принципе, пустяки. Главное, он вновь стоял на твердой земле, и поблизости не имелось ни одного шпика...
И ни единого зрителя. Обошлось. То огибая, то перепрыгивая бревна, Мазур двинулся в глубь суши, что твой Колумб, забирая вправо. Как и следовало ожидать, прекрасно видимая с того берега церквушка, новенькая, краснокирпичная, оказалась не у самого берега, а улицы через две от него, но это уж были сущие пустяки. Главное, обошлось. Главное, добрался...
Выйдя к церквушке, он огляделся. Ага! Вот она, синяя «жига», вот она, знакомая физиономия за опущенным стеклом... Мазур прошел еще метров двадцать, открыл дверцу, плюхнулся на сиденье и с нескрываемой радостью сказал:
– Ну, здорово, кавторанг... Поехали отсюда быстренько. Ты покрутись где-нибудь, чтоб посмотреть, нет ли хвоста...
