куда перебежать. Если Таксист после каждой стрелковой серии будет менять позицию с учетом того, что могут швырнуть гранату – глядишь, все и обойдется. Алексей же еще надеялся на следующее обстоятельство: духам, конечно, страшно как охота взять противника живым, пусть и раненым- перераненым, им его все равно не лечить. Им лишь нужно скоренько выпотрошить его на сведенья – кто послал, как вышли, сколько человек в группе и где остальные. Поэтому станут до последнего тянуть с таким радикальным средством как гранаты.
Опа! Перебежав улицу, Алексей упал и прижался плечом к будке «Касса». Глаза слезились, чуть ли не как после «Черемухи». Песок попал и в рот, уже скрипел на зубах.
Карташ вслушался в перестрелку. Так. Один духовский автомат плюется свинцом справа, второй стрекочет слева, где-то у качелей, у тех, что в форме лодочек-дирижаблей. Правый дух постоянно перемещается, левый пока остается на месте. Ну ясно, обходят с двух сторон, чтобы не дать улизнуть. К левому!
Пригнувшись, Карташ заскользил в ту сторону. И со всего маху налетел на невысокую оградку, за которой в годы оны торчали родители и волновались за своих чадушек, резвящихся на качелях. Ограда, от старости накренившаяся, больно въехала остриями прутьев Алексею по самому чувствительному для мужика месту. Твою мать! Поди разгляди прутья в таком ералаше песка и пыли. Он не без труда удержал в себе рвущийся наружу вопль и присел, закусив губу.
Скупая автоматная очередь протрещала совсем близко. А-а, вот он, голубь сизокрылый! Залег под нижней люлькой-«дирижаблем».
Алексей бесшумно переместился левее, перешагнул ограду там, где она почти лежала, продвинулся вперед на несколько шагов и опустился на землю, укрывшись за шиной, которую раньше, по всему видать, использовали в качестве клумбы.
Карташ мог снять противника в любой момент. Одна беда – ствол без глушителя. И стрельбой выдаст он себя второму духу с головой. А вот ежели экспроприированным в «мерседесе» ножичком...
Соблазн был велик. И Алексей не устоял.
Автомат он оставил у шины, опасаясь, что тот может предательски брякнуть, выдернул клинок из ножен. И пополз по-пластунски, сунув нож в зубы. Никакой дешевой киношной рисовки, господа! Будешь доставать нож за спиной часового – можешь запросто выдать себя лишним звуком, оставишь нож в руке – случайно скребанешь им по песку или камню, и выйдет опять все тот же лишний звук.
Он полз и без конца прокручивал, как пленку с полюбившейся песней, одно из полевых занятий, на которые их гоняли в училище. Тогда особо вумные курсанты спрашивали у сержанта-десантника, проводившего, как сейчас бы выразились, мастер-класс по рукопашной: зачем, мол, вэвэшникам навыки ножевого боя, приемы снятия часовых и прочие фронтовые премудрости? На что сержант-хохол отвечал: «Краина скаже – зараз зминышь дротву на окопы. Ось и зрозумий науку, щоб не помэрты». А вишь ты, пригодилось учение.
Два метра. Метр. Он видел перед собой жилетку, из которой торчат белые рукава, чалму с замотанным вокруг лица хлястиком, подсумок на поясе. Остается полшага. Остается подняться на ноги, метнуться, завести левую руку под подбородок и резко, надавливая как можно сильнее, чиркнуть остро отточенным лезвием по оголенной шее слева направо.
Теорию он помнил. Но вот резать людей, нападая из-за спины, ему до этого не приходилось. А значит, он еще не сломал некий барьер в сознании... Да, все понятно – перед тобой враг, вражина, безжалостный противник, который, окажись на твоем месте, зарежет тебя, как барана, недрожащей рукой, зарежет, не испытывая не то что сильных эмоций, а вообще никаких не испытывая. Все понятно, но... барьер пока не сломан.
А ломать надо.
Алексей поднялся на ноги. И... всего лишь на мгновение застыл,
И расплата пришла немедленно.
Дух обернулся. Автоматный ствол тоже стал разворачиваться, готовый полыхнуть огнем.
И вот только тогда Карташ прыгнул, на лету отбрасывая нож. Зачем, почему он это делает – ответы искать бесполезно и ненужно. Просто в работу включились другие рефлексы, те, на которые он привык полагаться.
Он обрушился на духа, хватаясь за ствол автомата и отводя его в сторону. Завязалась борьба на земле. Оба не отпускали автомат, тянули его на себя и выворачивали. При этом катались по земле – то один окажется сверху, то другой. Карташ дотянулся свободной рукой до лица противника и вонзил пальцы в горящие по-над повязкой глаза. «Эге-ге, старлей ВВ, старлей ВВ, а приемчики-то у тебя зэковские», – его еще хватило и на иронию. Но довести прием до ума не получилось.
Левая рука духа скользнула вниз. Алексей вмиг сообразил, чем это чревато, успел отпрянуть, отбросить свою руку от лица духа и перехватить за запястье руку вражью, сжимавшую нож, в опасной близости от живота. Они еще раз перекатились по земле, дух оказался сверху, и лезвие заплясало у Карташа перед глазами.
Схватка приняла характер тех самых качелей, под которыми проходила: то Алексей отодвинет от себя нож, то дух снова его приблизит, стремясь продавить защиту и вогнать лезвие в плоть врага. Мышцы звенели от напряжения, а пальцы наоборот – деревенели.
Борьба борьбой, а взгляд отстраненно фиксировал все то, что происходит вокруг. По какой-то прихоти случая Карташ сквозь песчаную завесу разглядел карусельную деревянную лошадку невдалеке, из которой пули выбивали щепу.
А спустя какие-то секунды на карусели прогромыхал гранатный взрыв – и до борющихся взрывной волной донесло труху, щепу, шелуху старой краски. Карташ не гадал, что там с Таксистом. Не до гаданий – самому бы выкрутиться.
Алексей медленно, но неуклонно освобождал правую ногу, потом выбросил ее вверх, сковал врага захватом, и завалил духа на бок. Лезвие рыскнуло вбок, клинок на мгновение повернулся острием к груди противника – Алексей
И – сперва он ощутил под собой
Алексей поднял автомат (еще один столь любимый духами «калаш», немудрено, что здешний народ отдает предпочтение «калашникову» – грязь, а главное песок «калашу» не страшен, эту машинку сложно вывести из строя, оттого так и любима она во всем мире), пробежал разделявшее аттракционы расстояние, запрыгнул на карусель.
– Все, начальник, здесь нормалек, – услышал он голос Гриневского. Голос раздался снизу.
Вслед за этим Таксист тоже забрался наверх. Странная, сюрреалистическая картина: два мужика с автоматами и с заросшими щетиной лицами проводят время на неработающей карусели – один сидит на обломках детской машинки, другой присаживается на конька-горбунка с оторванной взрывом головой – а вокруг метет песок.
– Вижу, и твой готов, – сказал Гриневский.
– А граната? – спросил Алексей. На более пространный вопрос он не нашел в себе сил. Не отдышался пока как следует.
Гриневский понял, что имеет в виду начальник.
– Евоная граната его и сгубила.
– Как это?
– Я ж тоже не пальцем деланный и не капустой вскормленный. Когда граната покатилась меж карусельных зверушек, я сиганул вниз, прижался к основанию этой балды, дождался буха и под прикрытием разлетевшейся трухи попер вперед. Я ж вкуривал, что этот бес не стоит памятником, скрестив руки на груди, а тоже вжался в землицу, чтоб собственным осколком не зацепило. А когда он отлепил от землицы буйну голову, первое, что он увидал, был я. Это кстати и последнее, что он увидал.
– Надеюсь, следующим, кого они оба увидят, будет гостеприимно улыбающийся им шайтан, – Алексей
