Дангатаре. Да, женщина сказала так, что твои прежние слова стали весить тяжелее. Но еще далеко до того, чтобы поверить им. Я не буду спрашивать тебя, русский, зачем ты и твои люди понадобились самому уважаемому Аширберды, мир его праху. Потому что он
«Все к этому и шло, – устало отметил про себя Карташ. – Ну не отпустили бы они нас, в самом деле, подобру-поздорову, даже скажи мы им, где валяются ихние мешочки с марафетом!»
– А кто твой хан? – спросил Алексей, потому что вроде как должен был об этом спросить.
Старшой ненадолго задумался. Вряд ли он напряженно вспоминал имя своего хозяина, скорее уж думал о том, не слишком ли жирно будет этому русскому знать так много.
– Хан Неджметдин, – все-таки старшой не нашел ничего зазорного в том, чтобы назвать имя хозяина.
Джумагуль наклонилась к Карташу и прошептала не то чтобы испуганно, но интонации в ее голосе заставили Алексея похолодеть:
– Это вождь одного из кочевых племен. Миф, легенда. Никто не видел его… а если и видел, то уже никому не смог рассказать об этом…
– А теперь вы должны отдать нам оружие и ехать с нами, – потребовал главарь.
– Мы поедем с вами, – смиренно сказал Карташ, – но оружие не отдадим. Пока мы с оружием, у вас не появится желания ничего выпытывать у нас, как предлагал твой человек. Если вы попытаетесь отнять оружие силой, мы начнем стрелять. Мы погибнем, но и вы останетесь без товара.
Старшой покачал головой. И – почему-то так подумалось Карташу – усмехнулся под повязкой.
– Таких, как ты, русский, у нас зовут
Повинуясь приказу предводителя, двое кочевников споро ускакали вперед – не иначе, чтобы предупредить хана о случившемся и скором прибытии гостей, еще двое двинулись обратно, к городу – наверняка чтобы проверить искренность означенных гостей, а заодно и постараться отыскать товар.
Оружие у пленников все-таки не отобрали и даже не стали связывать, что было добрым знаком: по крайней мере, расправа отложена на некоторое время, за которое, глядишь, что-нибудь да произойдет. Например, появятся правительственные войска, конкурирующее племя, талибы, Хоттабыч на ковре- самолете, черт в ступе – короче, завяжется перестрелка, начнется суматоха, а в суматохе всякое может случиться… Однако ничего не происходило, сколько Алексей Карташ, трясясь на жестком и потном лошадином хребту позади одного из бедуинов и цепко держась за его бока, не всматривался в однообразие окружающих их Каракум. Быстрым аллюром кони цепочкой огибали барханы, взлетали на гребни песчаных хребтов, поднимая тучи песчаной пыли соскальзывали в распадки между ними и уносили четверых беглецов все дальше и дальше от мертвого города, в самое сердце пустыни. Смена транспорта и манеры движения положительным образом на самочувствии отнюдь не сказались: спина и задница уже не ныли и даже не болели – спина и задница вообще потеряли всякую чувствительность, одеревенели и атрофировались. Бедная Машка, ей, наверное, еще более паршиво… Но что он мог поделать? Сверзиться с коника вместе с бедуином, наглотаться песку, ткнуть стволом ему в бок и… И что? Требовать встречи с российским консулом? Везти их немедленно к Дангатару? Щас тебе. Шмальнут в спину – и дальше поскачут, делов-то…
Цели путешествия они достигли к вечеру, когда Алексей окончательно утвердился во мнении, что эта гонка в никуда через пески не закончится никогда. Они поднялись на очередную из бесконечного числа песчаных гряд и вдруг остановились на ее пологой вершине. Лошадки прядали ушами и возбужденно пофыркивали, почуяв близость роздыха.
Красиво это было, что ни говори, хотя ничего
Спешились наконец – возле грязно-зеленого шатра, расположенного в центре стойбища, который вовсе даже шатром не был, а являлся армейской походной палаткой производства США, и не самой устаревшей модели, насколько разумел Карташ. Старшой на мгновенье сунул голову за полог, сказал что-то и вынырнул обратно.
– Ты, – его палец указал на Алексея. – Хан будет говорить с тобой. Остальные будут ждать.
– Но… – начал было Алексей.
– Хан будет говорить с тобой, – жестко перебил предводитель отряда, откидывая полог. – С твоими друзьями ничего не случится. Пока не закончится беседа. Отдай оружие и заходи.
Карташ посмотрел на спутников, пожал плечами, скинул с плеча автомат, вынул из-за пояса «глок» и, мысленно перекрестившись, шагнул внутрь палатки.
Глава 10
Легенда во плоти
Мифический хан Неджметдин оказался невысоким, но плотно сбитым азиатом лет пятидесяти, с аккуратно подстриженной бородкой, разделенными на прямой пробор черными волосами и глазами такой небесной, прозрачной голубизны, что иные фотомодели отдали бы за них все свое состояние. Когда Карташ вошел в «шатер», хан грел руки над жаровней, каковая являлась здесь единственным источником света и тепла. И вообще, американский дух был скрупулезно из палатки изгнан: все технические достижения штатовской военной мысли, призванные облегчить солдатику житье-бытье в условиях пустыни – типа обогревателя, походной плитки, гамаков и светильников, были безжалостно выдраны с корнем, зато приподнятый над землей пол устилали в беспорядке набросанные ковры, пледы, кошмы и шелковые подушки, повсюду стояли чаши, вазы, блюда с мясом и фруктами. Не оборачиваясь, хан сказал на чистейшем русском:
– Мир тебе, путник.
– Мир и вам, повелитель Неджметдин, – вежливо сказал Карташ. Поколебался и добавил нерешительно, пока еще не представляя себе, как строить беседу с этим царем бедуинов: – Я Алексей, из России. Двое моих друзей – девушка с короткими волосами и блондин – мои друзья. К тому, что произошло в Уч-Захмете, они не имеют никакого отношения…
Хан обернулся, поморщился. Облачен он был в роскошный шелковый халат до колен на манер китайского, расшитый желтыми драконами.
– Я буду звать тебя так, как окрестил мой помощник: Яланчы. А ты можешь называть меня Недж. Неджметдин – слишком коряво для русского языка, а повелитель – слишком выспренно, – он отошел от жаровни, сел по-турецки на подушки, отщипнул виноградину от кисти (глухо брякнул о край блюда большой безвкусный перстень), задумчиво кинул в рот.
«А ведь он не туркмен, – вдруг понял Карташ. – Мусульманин – наверняка, но не туркмен… Кто же тогда? И как это нам поможет?»
– Садись, путник, в ногах правды нет. Если хочешь есть – ешь, если хочешь пить – пей. И ничего не бойся. Пока ты в моем доме, ты мой гость. Ты мой гость, пока я не решу, как с вами поступить… А решение, должен сказать, принять непросто. Садись и расскажи все сначала, что произошло в Уч-Захмете.
И Алексей рассказал. Все, начиная от их прибытия на станцию Буглык и заканчивая боем во время песчаной бури. О платине он, разумеется, умолчал, равно как и о том, что Дангатар жив, однако на рассказе об истинной цели их приезда в Туркмению Неджметдин и не настаивал. Когда Карташ закончил, хан некоторое время молчал, глядя в огонь жаровни. На его груди таинственно поблескивал огромный кулон на толстой, в два пальца, золотой цепи. Кулон был усыпан разноцветными камушками: Карташ искренне
