– Бакен? – спросил Карташ.
– Вот и не угадали. Экий вы нетерпеливый! Вы во всем такой?
– Почти во всем. Мы же люди северные, горячие, удержу ни в чем не знаем.
Вскоре Алексей и сам увидел, что они плывут отнюдь не к бакену. Зародившаяся у него догадка вскоре полностью подтвердилась. Над водой выступала рубка некогда затонувшего судна. Судя по размерам рубки, это что-то вроде небольшого рыболовного суденышка, в стародавние времена севшего на мель и почему-то с мели никем не снятого. Может, в тот момент не до того было, а потом махнули рукой. А может, посудина была безнадежно старой и хозяин пришел к выводу, что овчинка выделки не стоит. И уж совсем безумное предположение – уж не верещагинский ли это баркас, брошенный киношниками, которые, отсняв фильму, спешно умотали в любимую столицу?..
Дверь рубки была распахнута. Ира заплыла внутрь и встала на пол. Карташ последовал ее примеру. Воды ему тут оказалось чуть ниже чем по пояс.
Суденышко, зарывшись в мель, слегка завалилось на правый борт, крен составлял примерно градусов десять, и оттого ноги немного съезжали по скользким половым доскам. Карташ, чтоб не скользить, ухватился за край стола с набитым поверх пластиком.
– Ты морячка, я моряк, – пробормотал он, оглядываясь.
Из стекол, разумеется, не уцелело ни одно, штурвал, ясное дело, отсутствовал – не иначе, свинтили на сувенир. Пустые углубления из-под каких-то приборов, останки некоего недовыломанного прибора непонятного Карташу назначения, покрытые ржавчиной стены, пустые зажимы на стенах, пустые полочки, где во времена оны, наверное, стояли рядком всяческие справочники по мореходству и сборники инструкций. В общем, достопримечательность так себе...
– Это, часом, не верещагинский баркас?
Карташ взглянул на Иру и наткнулся на ее взгляд. В ее глазах – уж в
И не зря, как тут же выяснилось, полыхал.
Она вдруг шагнула к нему, поскользнулась, ноги ее поехали и, чтобы не ухнуть в воду, она тесно прижалась к Карташу. После чего купальник, казалось, по собственной воле, без всяческого участия со стороны хозяйки, соскользнул с ее тела; скомканную тряпицу она забросила на одну из полок.
– Ни о чем не спрашивай, – прошептала Ирина срывающимся голосом. – Я так хочу.
В последнем приступе добропорядочности Карташ попытался было что-то проговорить, о чем-то спросить, но Ира ждала от него совсем другого – судя по тому, что вытворяли ее пальчики. И... Карташ не стал забивать себе голову поиском ответа. Тем более, что женщин все равно не поймешь, логикой не измеришь. Может быть, она вдрызг разругалась с мужем и мстит ему по-своему, по-женски. Может быть, ее супруг уже, как говорится, не тот, что прежде. А может, никогда и не был тем, о ком она мечтала... Да, в общем, какая разница! Взяла свое природа, Карташ ощутил прилив естественного желания, его тянуло к этой женщине – так зачем противиться! Тем более Ира была хороша, как говорится – все в пропорцию, таких женщин мы подсознательно и ищем…
Необходимая опора нашлась без труда – стол с пластиковым верхом. Алексея посетила циничная мысль: если мужчина и женщина друг друга хотят – приладятся везде. Хоть бы и в открытом море. Она покорно распростерлась перед ним на столе, ждала, когда он войдет в нее, ждала, дрожа от нетерпения. И Карташ не стал тянуть, она подалась ему навстречу с протяжным и громким стоном. («Над водой звуки далеко разносятся», – отметила та часть сознания Алексея, которая не участвовала в безобразиях, созерцала их откуда-то сбоку, но она вскоре отключилась, вытесненная самым древним и самым сильным инстинктом.)
Ире не нужны были изыски и изощрения. Ей нужно было, чтоб ее возжелали как можно сильнее и взяли просто, без затей, даже грубовато, по-солдатски, она хотела, чтобы ею насыщались – Карташ неким чутьем угадал, что ей нужно, и делал все так, как она хотела.
Переплетение тел, стоны и вздохи продолжались, пока оба, содрогнувшись в последней, сладостной конвульсии, не замерли, совершенно опустошенные.
В эту отрадную истомную паузу на Карташа неожиданно нахлынула жутковатая фантазия: будто он это не он, а некое чудище морское, помесь человека и рыбы, жаба из чубахинского бреда, а в его объятиях не женщина, в его объятиях русалка, которая сейчас как шлепнет по воде рыбьим хвостом...
Он захотел поделиться с Ирой этой причудой сознания. Но стоило ему открыть рот, и она приложила палец к его губам.
– Т-сс, ничего не говори. Не надо. Плывем назад, а то нас хватятся...
Карташ выбрался на берег несколько, признаться, ошарашенным.
– Иди первым, – сказала Ира, наклоняясь к лежащему на песке платью.
И Карташ пошел первым.
К дому он подошел в тот момент, когда в открытые настежь ворота въезжал джип, белый свет аж шести галогенных фар (две – где полагается, и четыре – на крыше) освещал сад и дорожку, доставая до дома. Еще две машины уже стояли во дворе, возле них скользили расплывчатые силуэты. Карташ разглядел Дангатара, с кем-то обнимающимся. Значит, пожаловали, гостюшки дорогие.
Он зашел в ворота следом за джипом. Остановился, сделав два шага. За его спиной Саша сводил воротные створки. Алексей не торопился с основняцким видом продираться сквозь группки ашхабадских гостей, – дескать, посторонитесь парни, сам Карташ спешит до дому. Сейчас закончится увертюра из похлопываний, объятий, улыбок и пышных фраз, Дангатар представит его дорогим гостям, или не представит, или не сейчас, короче, как сочтет нужным. А потом уже...
«Потом» наступило очень быстро и не ответило ожиданиям Карташа. Даже наоборот. И вообще черт знает, что началось потом...
Сперва раздался крик, несколько выбивающийся из общего ровного гула голосов. Поначалу Карташ не соотнес сей вопль со своей скромной на данный момент персоной, но спустя несколько секунд его вывели из этого заблуждения. Потому что головы всех присутствующих повернулись в его сторону. Потому что несколько хватких заезжих парнишек проворно скользнули в его сторону и сноровисто взяли в кольцо. Кто- то совсем неласково схватил за рукав – Карташ резко отдернул руку. И вот еще здрасьте – в чьей-то вскидчивой грабке сверкнул ствол.
Что весь этот цирк подразумевает, Алексей постигнуть был не в силах – гомонили исключительно по- туркменски. Свою лепту в общий переполох вносил и Дангатар. Он к чему-то призывал, подняв вверх здоровую руку. Похоже, призывал выслушать его. И наконец добился своего. Диспозиция не изменилась – Алексей в кольце ребят самого серьезного облика и самым серьезным образом настроенных, но наступил некий стоп-кадр. Более никто никаких действий не предпринимал, слушали Дангатара.
Следя за происходящим, Карташ без труда вычислил главных у заезжих парней: первый – баскетбольного роста, кадыкастый, славянской внешности, примерно ровесник Карташа; второй – худой, сгорбленный старик в халате и чалме, этакий аксакал воровского мира; третий – невысокий и широкий, с «капустными» ушами, в дорогом костюме и тюбетейке, напоминающий борца-вольника, давно завязавшего со спортом. Остальные же большого интереса не представляли по причине своей полной подчиненности этой троице. Это новое знание ровным счетом ничего не давало Карташу, потому как он не понимал главного: какого хрена эта пантомима завертелась вокруг него, аки Земля вокруг своей оси. Не понимал, но просчитать пытался. Тем более, что ничего другого ему пока не оставалось. Стой, жди, просчитывай.
На сей момент он видел три причины для внезапного интереса к своей архизнаменитой личности: наркотики, шах и российский след. Наиболее смахивающей на правду представлялась версия «шах». С наркотиками вроде бы все было окончательно улажено и никаких рецидивов быть не должно. Его российские дела вряд ли вызвали бы такое бурное оживление у туркменской воровской элиты. А вот шах... Карташу про шаха было ровным счетом ничего не известно
