стекло, позванивали при каждом движении, и непонятно было, как эти угловатые, граненые, изящные прозрачные кусочки держались вместе, почему не рассыпались.
Два щупальца парили над ее лицом, временами целя прямо в глаза острейшими кончиками, не уступавшими в тонкости швейной игле. Остальные двигались над телом – если только у нее было сейчас тело, в чем она не могла быть уверена.
Потом в висках стал ощущаться легкий зуд, чем дальше, тем больше переходивший в болезненные ощущения, словно что-то острое проникало в кожу. Точно такая же колючая боль возникла в нескольких местах там, где полагалось бы быть телу – жжение, уколы, острия вонзаются, обжигают…
Появилось впечатление, что иглы, вонзавшиеся в кожу на висках, легонько постукивают о кости черепа.
Что-то напирало с разных сторон, пытаясь ворваться в сознание, захлестнуть волной, наполнить тело, череп, словно грязная вода – пустой графин. Ощущение грязи было настолько явственным, что Ольга, собрав всю силу воли, попыталась мысленным усилием как-то отпихнуть льющийся в сознание густой поток, имевший нечто общее с грязью…
Она так и не поняла, что произошло, – но все щупальца, как по команде, отдернулись, жалобно позвякивая, поднялись кверху, собравшись в пучок… и вдруг рассыпались беззвучным взрывом, стеклянные кусочки разлетелись во все стороны, и Ольга сразу почувствовала облегчение.
Ненадолго – со всех сторон вновь надвинулись щупальца, теперь их было гораздо больше, столько, что и сосчитать не удавалось, и они выглядели уже иначе – белые, черные и розовые, состоящие из плотно прилегающих друг к другу прозрачных дисков.
Все повторилось – стеклянные иглы на концах щупалец коснулись кожи, царапнули, но теперь Ольга была начеку и, собрав последние силы, мысленно оттолкнула их.
Подступавший к пределам сознания поток густой, липкой, невидимой и неощутимой грязи разлетелся в разные стороны: утратив соприкосновение друг с другом, прозрачные диски перепутались, образовав причудливую мешанину красок, взлетели высоко вверх и пропали из виду, потонув во мраке.
Перед глазами появилось нечто напоминающее смутно видимые языки багрового пламени. Они колыхались, переливались и становились все отчетливее и ярче, и даже показалось, будто стало гораздо жарче. Огромная черная лапа, чернее окружающего мрака, начала приближаться к Ольгиному лицу.
Ольга отбросила ее, собрав свою силу словно бы в копье с острейшим наконечником. Лапа отдернулась, взмыла вверх, конвульсивно скрючив когтистые пальцы – а там и вовсе пропала во мраке.
И вновь наступило небытие.
Глава восьмая
Гостеприимство его сиятельства
Первым вернулось обоняние, и Ольга едва не задохнулась от невыносимой вони, которую не могла определить, – еще не настолько пришла в себя, чтобы человеческими словами описывать происходившее вокруг.
Вонь – гнусный, мощный, но, вот чудо, чем-то смутно знакомый запах – залепила ноздри и рот, в конце концов Ольга, не открывая глаз, дернулась, сделала несколько рвотных движений, но изо рта не выплеснулось ни капли. Зато усилилось ощущение холода под щекой.
Она помотала головой, пытаясь унять подступавшую к горлу тошноту, поелозила по твердой поверхности, на которой лежала…
И только теперь осознала, что происходит.
Она могла двигаться!
Это открытие – ничегошеньки наверняка не менявшее в ее нелегком положении – тем не менее так обрадовало Ольгу, что она вмиг почувствовала прилив сил, открыла глаза, вскочила на ноги, рванулась неведомо куда, счастливая уже тем, что движется, а не торчит дурацкой статуей…
Налетев на что-то твердое, холодное, она опомнилась и превеликим усилием воли приказала себе остаться на месте. Ясно было и так, что она вновь обрела способность двигаться…
Зрение тоже служило исправно: она видела собственные голые колени, правую руку… нечетко, словно в тумане… просто света было маловато…
Совсем близко послышалось утробное звериное рычание, и Ольга, отпрянув, спиной и затылком больно ударилась о каменную стену, да так и замерла, прижимаясь к ней всем телом.
Рядом стоял на задних лапах огромный косматый медведь – источник густой звериной вони – и, рявкая, роняя потоки слюны, зло сверкая маленькими глазками, молотил по воздуху передними лапами. Все его движения сопровождал металлический звон и лязг, сразу придавший Ольге бодрости. Она увидела, что зверь прикован к кольцу в стене толстой кованой цепью, какую не порвать и двум медведям, – и, как он ни старался, как ни делал могучие броски, пытаясь достать Ольгу, девушка поняла, что их надежно разделяют не менее трех аршин каменного пола, вымощенного большими, нетесаными плитами, серыми и бугристыми. И это пространство зверю ни за что не преодолеть…
Она опустила руки, вздохнула полной грудью и, чувствуя, как помаленьку ее отпускает панический страх, сделала крохотный шажок вперед. Несказанное наслаждение – поднимать руки, переступать ногами, вертеть головой…
Медведь, утомившись, уселся на мохнатый зад и неотрывно смотрел на нее, пуская слюни до пола.
– У, рожа! – прикрикнула на него Ольга.
В самом деле прикрикнула – она могла говорить, отчетливо слышала свой голос, и это тоже вызвало прилив радости, безмерного счастья. По крайней мере хоть что-то наладилось…
Ольга окинула себя быстрым взглядом. Зрелище, скажем, не самое благолепное – она стояла босиком на каменном полу, и единственным ее одеянием было платье из грубой рогожи, не закрывавшее и коленей. Дальнейший осмотр тут же позволил сделать вывод, что платьем этот наряд можно назвать исключительно из вежливости. Гораздо больше он походил на обыкновенный мешок с дыркой для головы и парой прорезей для рук – совершенно не подходящий нормальному человеку наряд, ни одна последняя мужичка такой не наденет…
Толстая колючая дерюга больно царапала тело, привыкшее к более благородным тканям, но Ольга, не обращая внимания на такие мелочи, лихорадочно озиралась по сторонам.
Подземелье имело форму правильного квадрата со стороной сажени в четыре. Ясно было, что это именно подземелье – справа, под самым потолком, на высоте поболее человеческого роста виднелось крохотное, в ладонь, окошечко, забранное для вящей надежности крест-накрест двумя толстым железными прутьями. Справа обнаружилась низкая дверь, полукруглая сверху, из потемневших широких досок, схваченных полосами тронутого ржавчиной железа. Классическая темница из английских авантюрных романов, сразу видно…
Ольга прикинула длину медвежьей цепи. По всему выходило, что медведь ее никак не достанет.
Отойдя к противоположной стене, Ольга глубоко вздохнула и метнулась вперед, пробежала отделявшее ее от окошечка расстояние, подпрыгнула, обеими руками ухватилась за железные прутья, изъеденные многолетней ржавчиной, едва не ободравшие кожу с ладоней. Она ощущала слабость и легкую тошноту, но, собрав все силы, подтянулась, чтобы рассмотреть, что происходит за окном.
Ничего заслуживающего внимания там не оказалось – залитый солнцем кусочек мощеного пространства, заканчивавшийся каменным основанием глухой кирпичной стены. Задний двор, надо полагать… Ольга разжала пальцы и полетела вниз. Высота была вовсе уж смешная, но девушка настолько ослабела, что, едва коснувшись пятками каменного пола, завалилась набок и растянулась на полу.
И тут же, ойкнув, откатилась в сторону – оживившийся медведь едва не зацепил ее лапой. Не в силах встать, она долго лежала чувствуя щекой знобкую сырость пола. Упираясь кулачками в камень, поднялась, села, обхватив руками колени.
Медведь ревел и скреб когтями пол – в его тупой башке никак не укладывалось, что человека он достать не сможет. Или он попросту настолько озверел от скуки, что рад был любому развлечению.
Ольга поискала глазами некое подобие подстилки – насколько она знала, даже в самых жутких тюрьмах узнику положена хотя бы охапка гнилой соломы. Но ее тюремщики определенно задались целью переплюнуть в жестокосердии всех прочих собратьев по ремеслу: ни клочка дерюги, ни пучка соломы. Меж
