– И чтоб без всякой подделки. Настоящий.
– Слово…
– А о чем ты хотел посоветоваться?
Фельдмаршал, неторопливо одевавшийся, повернулся к ней:
– Есть один старикашка, который предлагает большие деньги – очень большие, точной суммы пока что не прозвучало, но нет сомнения, что деньги будут большие… Намекали на десять тысяч.
– И в чем тут сложности?
– Понимаешь ли, ему нужна не авантюра и даже не презренная афера. Хочет, чтобы для него украли какой-то пустячок. О котором сам хозяин дома, откуда предстоит совершить кражу, давно забыл.
– И…
– И я пребываю в тягостном раздумье. С одной стороны, деньги весьма немалые, особенно в нашем положении… с другой же если рассудить, это означает изменить благородной профессии и опуститься до чего-то вульгарного… Вот и хотел с тобой посоветоваться. Соглашаться или нет?
– А что там нужно украсть? – спросила Ольга.
– Старичок этот – завзятый любитель редкостей, коллекционер. Не общалась с подобной публикой?
– Ни разу.
– Повезло тебе… Они, да будет тебе известно, сплошь и рядом коллекционируют предметы вовсе даже не ценные, а всякую заваль, за которую ни один трактирщик и стопку водки не нальет. Старые ключи, колокольчики, знавал я одного, который собрал в доме сотни две глиняных мужицких свистулек, какими торгуют на любой ярмарке… а ведь был сенатором и обладателем парочки лент… Вот и наш – из таких. Вещь, которая ему нужна, пылится чуть ли не в подвале у какого-то богача, сама по себе ни малейшей ценности не представляет, но для старикашки ценнее всех сокровищ вселенной…
– И он действительно готов заплатить такие деньги…
– Вне всякого сомнения. Говорю тебе, они все поголовно ненормальные, эти любители антиков и коллекционеры… Грех, конечно, пользоваться их душевным расстройством, но коли уж они по собственной воле готовы выкладывать бешеные деньги, к чему чистоплюйство? Это не у вдовицы красть последний рублишко и не убогого грабить. Правда, это все же кража, с какой стороны ни посмотри… Вот я и решил посоветоваться…
– Ну, если это не последний рублик бедной вдовицы… – сказала Ольга рассудительно. – Где же здесь особенное унижение? Подумаешь, кража… В нашем положении выбирать не приходится… Что ты улыбаешься?
– Рад, что в тебе не ошибся, – сказал Фельдмаршал, ухмыляясь во весь рот. – Я-то излишней щепетильностью не страдаю, в особенности когда речь идет о столь пустяковом деле, но решил, что ты можешь не одобрить, вдруг у тебя принципы…
– В моем положении как-то само собой получается, что принципы ужимаются, словно кусок высохшей кожи, – сказала Ольга. – Нам в Европе понадобятся деньги, и, коли уж он готов выложить столько на свой каприз… А насколько это опасно? И почему он обращается именно к тебе?
– А вот мы к нему поедем и все обговорим… Прямо сейчас.
– В чем же мне…
– Трифон наверняка принес платье… – Анатоль вышел в соседнюю комнату, оставив дверь чуточку приоткрытой.
Послышался тихий разговор, который как-то слишком затянулся. Ольга не могла разобрать ни единого слова, но, судя по тону, речь шла не о приятных вещах…
Анатоль вернулся минут через пять – но зато нагруженный мужской одеждой, которую аккуратно развесил на кресла. Встав перед зеркалом, Ольга принялась за дело и результатом осталась довольна, в зеркале отражался приятный молодой человек, вполне светский, одетый по последней моде, без малейшего изъяна, ничуть не уступавший светским щеголям с Невского. Вот только… Она растерянно оглянулась на Анатоля, он понял и пришел на помощь, завязав синий галстук вокруг шеи модным манером – самой Ольге до сих пор сталкиваться с этим искусством не приходилось. Она переложила в карман панталон свой трофейный вязаный кошелек, в котором, как выяснилось, было рублей сорок – неплохо оплачивал камергер своих холуев, – и, по совету Анатоля, поступившего так же, повесила мешочек с брильянтами на шнурке на шею.
– Идем?
Анатоль медлил.
– Вовремя я тебя увел из этого притона, – сказал он задумчиво. – Трифон сегодня рано утречком как раз в тех местах побывал по делам… Там, в «ночной ресторации» у Фомы, эти мерзавцы окончательно перепились… а может, даже скорее всего, кто-то нагрянул свести счеты с Кудеяром за какие-то прегрешения – у подобных скотов это в большом обычае. Они так увлеклись, что буквально в куски друг друга порезали. Там с утра толпятся зеваки, нагрянула полиция, доктора крутят головами… Квартальный Трифону по приятельству шепнул, что голову самого Фомы нашли отдельно от туловища, валявшуюся под столом… Да и остальные не лучше… Ты побледнела? Прости, мне не следовало углубляться в такие детали. Может, нюхательных солей?
– Нет, не нужно, – сказала Ольга. – В куски, говоришь? Бог ты мой, туда ведь наверняка нагрянула погоня, они опомнились, пустились следом за мной, дом их был не особенно и далеко… Они меня искали.
– Думается мне, ты угодила пальцем в небо, – покачал головой Анатоль, подумавши. – Нет, я согласен, что за тобой могла быть погоня… но каким таким образом они догадались, что ты была в том подвале? Не собак же ищеек по следу пускали – откуда ищейки в петербургском городском доме? И потом, такое зверство… Я согласен, что у камергера в прислужниках обретается изрядная сволочь… но это и для них чересчур. Расспрашивали бы, грозили, быть может, даже оружием… но вот так? Зачем, с какой стати? Нет, поверь моему опыту: это как раз похоже на ссору меж людишками пошиба Кудеяра. Вот эти мизерабли как раз и способны увечить врага самым невероятным образом. Я знаю парочку случаев, мог бы порассказать, но не хочу тебя нервировать…
«Это потому, что ты не знаешь, кого камергер способен послать в погоню ночной порой, – подумала Ольга. – А если я тебе расскажу, все равно не поверишь, решишь, что я от переживания и тягостных перипетий рассудком тронулась… Вот положение! Знать столько – и молчать, иначе рискуешь оказаться в желтом доме…»
– Ты прав, наверное. Оставим это, – сказала она решительно. – Едем к твоему антикварию?
– Да, я велел Трифону закладывать…
Они спускались по парадной лестнице, когда вдруг к Анатолю бросилась стоявшая дотоле у стены некая дергающаяся фигура. Ольга отступила на шаг, но Анатоль, нимало не смешавшись, обеими руками поднял трость и прижал ею горло незнакомца, вынудив того отшатнуться к стене.
– Тьфу ты, я подумал было… – досадливо поморщился он. – Грек, если будешь откалывать подобные фокусы, дело может кончиться плохо. А если бы я тебя, болвана, клинком почествовал под ребра?
Он опустил трость и отступил. Теперь и Ольга узнала субъекта по прозвищу Грек, доставившего ее в подвальный притон. Правда, сейчас он выглядел вовсе уж жалко: бледный, как смерть, волосы спутаны и перепачканы грязью, платье в беспорядке, грязное, словно он валялся на мусорной куче…
Грек дико глянул на нее и тут же отвернулся, словно и не узнав.
– Фельдмаршал… – прохрипел он. – На тебя вся надежда… Дай денег, рублей десять, у меня ни копеечки, а нужно бежать из Петербурга…
– Голубчик, – хладнокровнейше произнес Анатоль. – Если я тебе сколько-нибудь и дам, то не больше четвертака на опохмелку – и то исключительно за прошлые услуги. Для тебя и рубль сейчас будет чересчур, вот-вот начнешь чертиков с себя смахивать и от монстров по сточным канавам прятаться, я же вижу…
– Ничего ты не понимаешь, – сказал Грек, от которого водкой вроде бы и не пахло. – Фельдмаршал, милый, дорогой, я должен из города бежать, а то они до меня доберутся… Ты б знал, что ночью случилось у Фомы… царствие ему небесное, хоть и был он законченным негодяем… Мохнатые… клыки в три вершка… Кровью стены захлестаны… Чудом выбрался, если б не матушкин крест, мне б тоже карачун…
Достав двумя пальцами из жилетного кармана серебряную монету, Фельдмаршал сунул ее в ладонь Греку и убедительно сказал:
