знает, но редакторы сочли, что информации недостаточно, чтобы назвать имена.
Небо казалось очень низким и тяжелым, и, быстро идя по Западной Пятьдесят седьмой улице, Нико подумала, что, если бы не холод, она не ощутила бы, что находится на улице. Ей всегда казалось, что этот город накрыт стеклянным колпаком и «находиться на улице» – лишь иллюзия. Все они, размышляла Нико, глядя на лица встречных прохожих, напоминают крохотных существ, заключенных в наполненные водой пресс-папье, в них вглядываются дети, завороженные тем, что происходит в этом крохотном мирке.
На углу Пятьдесят седьмой улицы и Пятой авеню Нико остановилась, собираясь перейти на другую сторону и проехать на такси по Мэдисон-авеню до дома Кирби, но внезапно вспомнила о галстуке для Сеймура. Муж не огорчится, если она забудет, но запомнит, как запоминал все сказанное другими, а потом ловил на слове.
– Люди должны отвечать за свои слова, – говорил он, – должны делать то, что обещали. Вообрази, во что превратится мир, если никто не будет чувствовать необходимости выполнять свои обещания, – воцарится анархия.
– Обещания бывают разной степени важности, – всегда пыталась втолковать ему Нико. – Приходится делать скидку на обстоятельства и важность.
– Важность – чепуха! – возражал он. – Важность – это вершина скользкого склона, ведущего в пропасть хаоса!
Она должна купить ему этот галстук, решила Нико.
Она пересекла Пятую авеню и словно переступила какую-то невидимую границу. Эта часть города, к востоку от Пятой авеню, была значительно приятнее, чем западная сторона. Архитекторы, что ли, много лет назад собрались и наколдовали – наша сторона будет лучше вашей? Толкнув вращающуюся дверь магазина мужской одежды «Бергдорф», Нико попала в объятия теплого, чуть ароматного воздуха. Пахло сосной, скоро Рождество. В этом году они поедут в Аспен и на Сен-Бартс; Сеймур будет кататься на лыжах и плавать, а она, видимо, – в основном работать.
Венди отправится в Индию со своим выводком и Селденом, оставив Шона в Нью-Йорке. Впрочем, нет, теперь, забеременев, она, наверное, не поедет. Шон, должно быть, страшно злится, но что он может сделать? Венди похожа на одного из тех преуспевающих мужчин, которые, разведясь, сразу же обретают новое счастье, тогда как женщина после этого варится в собственном соку дома. Нико пока не вполне была уверена в Селдене (поживем – увидим), но ей очень понравилось, что Венди так ловко обернула ситуацию против Шона. Он даже пожаловаться не мог – Венди дала ему все, что он требовал по бракоразводному соглашению: квартиру, совместную опеку над детьми, средства и алименты на них. Она платила ему пятнадцать тысяч долларов в месяц после вычета налогов.
– Когда мы были женаты, я давала Шону все, что он хотел, но ему и этого было мало, – сказала Венди, и Нико подумала, что точно так же многие мужчины говорят о своих бывших женах.
Шон хотел чего-то неуловимого (возможно, самоуважения), эмоционального, но заполнить эмоциональную пустоту никто другой не поможет. Это должно прийти изнутри. Шон, видимо, сделал ту же ошибку, что и все те несчастные домохозяйки пятидесятых.
– Будь с Сеймуром полюбезнее, – полушутя заметила Венди, – не то он проделает с тобой нечто подобное.
Пятнадцать лет назад такой разговор, по мнению Нико, могли вести только мужчины. Но нет, подумала она, щупая галстук, Сеймур никогда так не поступит. Сеймур доволен. Он командный игрок. Он всегда пытался сделать их жизнь лучше, и Нико ценила его. И проявляла к нему щедрость. Когда в отношениях ты по большому счету играешь мужскую роль, приходится быть щедрой и осторожной. Партнер никогда не должен чувствовать, что платишь ты; и, в сущности, это твое шоу. Иными словами, следует вести себя соответственно требованиям женщин к идеальным мужчинам, крайне редко выполняемым.
К Нико тихо подошел продавец в темном костюме и галстуке.
– Чем могу служить?
Нико внезапно почувствовала себя, как мужчина в магазине женского белья.
– Я хотела бы купить мужу галстук.
Она должна чаще это делать – каждую неделю покупать Сеймуру какую-нибудь мелочь, он заслужил это.
– Какой-то определенный цвет? Или особый случай? – спросил продавец.
– Это для кинопремьеры…
– Значит, ваш муж в кинобизнесе?
– Нет, – ответила Нико. – Моя подруга… это ее премьера.
– Следовательно, вы гости.
– Да.
– Есть ли какой-то определенный цвет?..
– Не знаю.
«Зеленый, – подумала Нико. – Но нет, зеленый считается несчастливым цветом. Желтый? Никогда. У Сеймура желтый ассоциируется с Уолл-стрит восьмидесятых годов».
– Как насчет розового? – спросил продавец. – Розовый сейчас очень популярен у мужчин.
Сеймур в розовом галстуке? Нет, это уж слишком.
– Только не розовый, – решительно произнесла Нико.
– Серебристый, – предложил продавец. – Он прекрасно подходит для любого случая. Ставит завершающую точку в костюме. Идеален для особых случаев.
Нико кивнула:
– Пусть будет серебряный.
– Пройдемте сюда…
Она пошла за продавцом в глубь магазина. По обе стороны стояли примерочные платформы – своими трехстворчатыми зеркалами они напоминали поставленные вертикально гробы без днищ. На стуле, рядом с таким «гробом», сидела молодая женщина, в которой Нико узнала свою служащую. Женщина работала в отделе рекламы в одном из ее журналов. Светлые волосы были собраны в хвост, внешность еще не сформировалась, как это часто случается у женщин лет тридцати: кажется, словно они до конца не поняли, кто они и где их место в мире.
– Здравствуйте. – Нико вежливо кивнула. Она не собиралась вступать с молодой женщиной в разговор, но лицо той выразило изумление, страх и такое смущение, будто ее застигли за незаконным деянием. В ужасе она перевела взгляд с Нико на мужчину, стоявшего на одной из примерочных платформ. Нико узнала в нем Майка Харнесса.
Майк делал вид, что занят с портным, но наверняка заметил ее в зеркале. Майк! Нико не раз размышляла о том, что с ним стало. Она слышала, что он уезжал в Англию. Пройти мимо, притворившись, что не видит его, как это делает Майк, и тем самым избавить их обоих от ненужной неловкости? Но Нико колебалась слишком долго. Майк поднял взгляд и увидел ее в зеркале. Вероятно, он любопытствовал, как она поступит, и прикидывал, что сказать. Но быть может, Майк уже придумал что-то заранее, зная, что когда-нибудь они встретятся.
– Здравствуй, Майк, – сказала Нико.
Она не протянула руки – вряд ли он пожмет ее.
– Так-так. – Майк смотрел на нее с высоты платформы. – Нико О'Нилли.
– Рада видеть тебя, Майк. – Она коротко кивнула и отвернулась.
Она правильно поступила. Поздоровалась, ни во что не ввязываясь. Но когда Нико начала рассматривать серебристые галстуки, в магазине словно повисла грозовая туча. Нико не могла сосредоточиться. «Я извинюсь перед ним», – решила она.
Нико обернулась. Майк сидел, завязывая шнурки, как будто стремился побыстрее покинуть магазин.
– Майк, – проговорила она, – я сожалею о том, что случилось.
Майк поднял взгляд, удивленный и все еще злой.
– Никогда не надо извиняться перед врагами, Нико, – покровительственно заметил он. – Я полагал, уж тебе-то это известно.
– Разве мы враги, Майк? Нам незачем быть врагами.
– Потому что я больше не представляю для тебя угрозы? В таком случае верно, мы не враги.
