– Занимались ЭТИМ? Нет. Но мне все стало ясно. По тому, как они себя вели.
– И что говорит ваш муж?
– Ничего, – отвечаю я, покачивая ногой, – но он этого и не отрицает.
– Но почему ты этого даже не отрицаешь! – кричала тогда я.
– Сесилия, – холодно ответил Хьюберт, – домыслы подобного рода не заслуживают ответа.
Он может быть таким холодным, мой муж. Под глянцем его прекрасных манер… нет ровно ничего.
– Он определенно крутит с кем-то, – так сказала потом Дайана, – иначе бы он это отрицал.
Надо же, всем все понятно!
Я знаю, наша беседа с доктором никуда не ведет, поэтому роняю ни с того ни с сего:
– У меня появилась новая подруга. – И вдруг понимаю, как жалко это звучит, словно мне вновь четыре года и я рассказываю всем и каждому про своего друга Уинстона, который был всего лишь навсего моей фантазией. Я рассказывала тогда, как хожу играть с Уинстоном, хотя на самом деле я ходила к своей любимой грязной луже и пускала по ней плавать спичечные коробки с жуками внутри.
– И эта подруга…
– Она действительно есть, – настаиваю я, сознавая, что и это утверждение вполне вписывается в образ душевнобольной, поэтому стараюсь быстро сгладить впечатление. – То есть, я думаю, мы будем друзьями. Мы и сейчас друзья, но кто знает, сколько это продлится.
– Ваша дружба с женщинами… обычно быстро заканчивалась?
– Не знаю. – Я с трудом сдерживаю раздражение. – Кто знает? Это не так важно. А вам даже не интересно, кто она?
– А это очень важно, кто она такая?
– Важно то, что у меня долго не было подруги. Довольно вам этого? – Я смотрю на него с яростью.
– А почему так?
– Не знаю. Потому что я замужем. Сами посудите.
– Итак, эта подруга…
– Дайана…
Доктор П. предостерегающе поднимает руку:
– Меня интересует только имя.
– Что здесь происходит? Встреча анонимных алкоголиков?
– Это как вам будет угодно представить, Сесилия. Ну хорошо, Дайана. – Доктор П. записывает имя на листочке и подчеркивает его.
– Вы НАВЕРНЯКА знаете, кто она! – кричу я. – Черт возьми, это Дайана Мун! Разве вы не читаете светскую хронику? О нас пишут уже две недели. О том, что мы всюду бываем вместе.
Доктор П. посасывает кончик карандаша.
– Я не читаю светскую хронику, – говорит он задумчиво.
– Да ладно вам, доктор, все ее читают, – говорю я, скрещивая на груди руки и раскачивая ногой в бежевой шелковой туфельке от Маноло Бланика.
Эти совершенно непрактичные туфли за четыреста пятьдесят долларов мы с Дайаной купили два дня назад, когда пустились в загул по магазинам. Я выбрала эти туфли, и Дайана сказала, что мы должны купить одинаковые, потому что мы сестры. Потом это подтвердилось тем, что у нас оказался один и тот же размер: девятый.
– У меня хороший вкус, – внезапно бросаю я. И доктор П., вероятно, освобождаясь от страха быть мной покалеченным, послушно соглашается:
– Да, так и есть. Ведь это одно из ваших отличительных качеств. Разве не так? Хороший вкус. Возможно, это одна из причин, по которым Хьюберт женился на вас. – Он смотрит на меня; я не свожу с него глаз, и он, запинаясь, продолжает: – То есть… ведь это одна из причин, по которым такие мужчины, как Хьюберт, женятся, не так ли? Им нужны женщины с хорошим вкусом, чтобы они могли достойно одеться для… благотворительных вечеров… и украсить дом… в Хэмптоне… или нет, возможно, это уже в прошлом… Кажется, я что-то слышал или читал… и, замечая ваши предпочтения, люди…
Тут я откидываюсь на спинку кресла и закрываю глаза.
Я думаю о том, что бы сделала на моем месте Дайана.
– Знаете что, доктор П.? – спрашиваю я.
– Что?
– Идите вы в задницу! – говорю я и выхожу из кабинета.
VII
Сегодня утром я просыпаюсь и говорю Хьюберту:
– Как думаешь, санакс разрешен законом?
Он в ванной комнате, бреется и спрашивает оттуда:
