качестве парламентера и предложил нашим без боя сдать приют «во избежание напрасного кровопролития». И при этом, конечно, нагло соврал, что приют окружен со всех сторон, и что «сопротивление бесполезно». Сам он потом удивился, что такое вранье имело успех. А командир нашего взвода «распустил сопли», сдал немцам приют и отступил со взводом в Терскол. Отдал немцам не только приют, – он во многом помог им поднять черные флаги со свастикой на вершину Эльбруса «в подарок» доктору Геббельсу. Командира этого нашего взвода, кажется, забрало НКВД, и его больше не видели… Он смалодушничал и поставил под удар других, – нельзя спасать свою шкуру, подставляя своих под удар. Под удар надо врага подставлять, – ему надо свою волю навязывать, а не по его воле поступать. Та наша рота из 80 человек не смогла взять приют, – за трусость одного другие заплатили кровью и жизнью. Но как следовало поступить с этим капитаном Гротом? А принять бы его радушно, напоить чайком и объявить «перемирие» часов до 12 следующего дня. А до этого срока Грота этого задержать под дулом пистолета. И послать связных в Терскол за подкреплением. А Гроту и его стрелкам сказать: отступить без приказа, извините, не можем, а за приказом посылаем связных. А если перемирие нарушите и на связных или на приют нападете, – мы, извините, Грота вашего расстреляем. Поскольку он специально пришел, чтобы разведать, где наши пулеметы стоят. Да, я б этого Грота с чистой совестью расстрелял, если б кого-то из моих бойцов они при перемирии убили. С такими «волками» надо по-волчьи поступать. И полежали б эти егеря ночь в снегу под ледяным ветром, – изрядно выветрился бы их боевой дух. У многих к утру и руки и ноги перестали бы двигаться. Им бы пришлось при разумных действиях временно отступить к своим палаткам на Хотю-Тау. Нашим-то на приюте легче: периодически можно менять пикеты и отогреваться в тепле. Туда-сюда, а за это время к нашим подошло бы подкрепление снизу, – и не видать немцам теплой квартиры «Приюта 11-ти». Но, к сожалению, все было не так. А в конце 80-х на «Эльбрусиаде примирения» встретились два бывших противника этого боя, – женщина из той роты наших стрелков и бывший немецкий егерь из подразделения Грота. И очень мило рассказывали друг другу, как тогда пытались друг друга убить…
Итак, идем впятером подход на «Приют Пастухова» с одной палаткой. Саша с Димой постепенно уходят вперед. На середине подъема Коля начинает отставать. Но я больше слежу за Машей, – последняя у меня в компании девушка осталась. Очень хочется, чтобы хотя бы она взошла на Эльбрус, маленькая, но упорная, упрямая, с характером. Идем, не торопясь, на кошках. Подъем не кажется сложным и опасным: на льду тонкий слой фирна, и при срыве задержаться на таком склоне можно без труда. По пути на остановках разговариваем с попутчиками, – народу вверх идет немало, причем много иностранцев. Идут в составе массовой туриады КБР: «кабалиады». Погода хорошая, ясная, но дует холодный ветер и почти все время ощущается запах сероводорода, – Эльбрус «газит», напоминая о том, что он остается «заправским вулканом». Разговариваем с чехом. Он «на пальцах» объясняет, что его «продувает». Достаю запасной свитер и даю ему возможность утеплиться.
На подъеме вспоминаю Сережу Левина и Сережу Фарбштейна. Где-то здесь они замерзли в непогоду в мае 1990 г. Снежная пещера оказалась плохо вентилируемой, одежда постепенно намокла, акклиматизация еще была слабой. И все сложилось в тяжелую аварию с гибелью почти всей группы (случай описан в статье: «Эта непонятная авария на Эльбрусе»). Снова мысли горчат воспоминаниями…
Наконец, выходим на скалы Пастухова (4800) и ставим палатку… Что такое? Коли нет! Беру монокуляр, спускаюсь до нижней кромки скал и пытаюсь найти его и среди идущих, и на скалах, но нигде не вижу. Внутри тревога: потерян участник! Ведь он шел совсем недалеко от нас, и среди других затерялся только при подходе к приюту. Решаем ждать до 18.00, – до вечерней связи, когда девчата внизу включат мобильник. До этого времени все наше восхождение «зависает»: если Коля не найдется, нам надо будет срочно его разыскивать. Наконец, в 18.00 удается связаться и выяснить, что все в порядке, Коля благополучно спустился на «Приют 11-ти». Позже выяснилось, что он при подходе к «Приюту Пастухова» почувствовал себя неважно, и решил вернуться. Мы остались без завтрака, но Дима, завхоз, предусмотрительно имел резерв продуктов. Правда, чая не оказалось, – пришлось «поклянчить» его у соседей. Тепло оделись и улеглись рано, чтобы встать в 2.30, и еще до рассвета выйти на восхождение. «С „ранья“ хватило бы „дыхания“…
Утром возня в темноте с фонарями: готовим завтрак и собираемся. Снизу уже тянется мимо нас цепочка восходителей с фонарями: с «Приюта 11-ти» они выходят еще на 2–3 часа раньше. В движении этих светлячков видно что-то мистическое: идут люди, как в Мекку, на поклон к великой горе! В чем-то подъем от «Приюта 11-ти» тяжелее, поскольку больший перепад высот пройти надо. Но в чем-то он и легче, поскольку не надо снаряжение бивачное тащить на «Приют Пастухова», и можно идти сразу налегке.
Мучительно соображаю: снимать или не снимать шерстяные треники. Не было бы жарко! Потом, через ботинки с кошками их не снять (брюк-«самосбросов» с боковыми молниями у меня не было). Решаю все же оставить на себе. Там, наверху, мне эти «мучения» показались очень забавными. Третьи штаны, да еще и шерстяные плавки вдобавок никак не были лишними!
Долгая возня с натягиванием на ботинки бахил и кошек. Движения стеснены: коленки в походе сильно «забиты» от нагрузки, ноги до конца не сгибаются, и при сильном сгибе возникает боль. Молодые об этом не знают, – в молодости, да и сейчас вне похода у меня ничего подобного не было. Дима не понимает: чего это я так долго собираюсь.
Наконец, вышли. Сто метров не прошли, – ломается перемычка крепления кошек! Запасная у меня была, но ее использовали для кошек Маши, – она свою перемычку Saleva потеряла (а моя, запасная, как окажется потом, сломается на спуске). Вот оно, «слабое звено». Ребята выручают, дают репшнур. Делаю перемычку из него, изо всей силы притягиваю кошки. На переходе выше несколько раз подтягиваю крепления кошек, пока они не встают «железно» на бахилы. Тем не менее, следил за ними постоянно, – такая «неполадка» может очень дорого стоить…
Светает. Выходим примерно на 5100, выше скал Пастухова. Здесь снова горькие воспоминания. Где-то здесь на спуске сорвались 15 лет назад (в мае 1992) Слава Распопов и Сережа Худяев, – с ними я был знаком, но вместе в походы не ходил. По словам очевидца, Саши Шилина, срыв произошел на переходе рельефа. С виду очень простой снежный некрутой склон вдруг перешел в гладкий натечный лед с увеличивающейся крутизной. Ведущие – Худяев и Распопов и группа сразу не остановились, сделали несколько шагов по инерции. Эти шаги были роковыми. Шилин, шедший последним на некотором удалении, не сразу заметил переход рельефа, и не сразу среагировал. Он вдруг увидел, как интуитивно участники группы стали «жаться» друг к другу, и падать, как костяшки домино. Но склон под ними был еще не очень крут, и они успели задержаться. Участник, шедший третьим, сбил Распопова, и Слава заскользил вниз без попытки «зарубиться» ледорубом в первый момент срыва. Он проехал мимо Худяева, – Сергей безотчетно дернулся за товарищем. И тоже сорвался. На глазах всей группы они летели до скал Пастухова метров 600, и разбились… Шилин взял руководство группой на себя. На следующий день утором, снизу, от скал Пастухова, он увидел на гладком льду царапину длиной более 100 метров, – кто-то из погибших пытался зарубиться на гладком льду…
Да, Эльбрус, – это не шутка! Эта гора, кажущаяся столь простой в хорошую погоду, может на каждом шаге подсунуть любой сюрприз, самый неожиданный. Порыв непогоды, порывы ветра и тумана, лютый холод, мокрый снег и газы, неожиданные переломы рельефа. Огромные ледовые поля с трещинами глубиной 100 м, потоки воды, водопадами стекающие в ледовых желобах и мешающие пройти, коварные подснежные трещины. Много здесь сюрпризов!
Сейчас, после каждой аварии на Эльбрусе задают наивные вопросы: а нужны ли высотные хижины- приюты, а нужны ли вешки, нужны ли страховочные тросы, нужны ли передатчики для связи и навигаторы для ориентирования. Все это, конечно, нужно, – и все это со временем будет, – будет, думаю, и кафе на вершине со временем, и «канатка» к этому кафе. Только хочется, чтобы кроме этого было еще и понимание, как и для чего надо идти на эту гору. Чтобы было понимание, что ее надо уважать, и брать только тогда, когда она «пускает». Что брать ее надо после серьезной акклиматизации на высоте порядка 3–4 тысяч, – дней 10–12, не меньше. Чтобы еще и было понимание, что «восхождение восхождению рознь». Что даже подъем до 3500 по «канатке» и сложность, и ценность, и интерес восхождения уменьшает. И что, например, не восхождение, а прохождение в туристском стиле с тяжелым рюкзаком со спуском не по пути подъема, – такое прохождение стоит много больше, чем восхождение налегке. Что восхождение в мае, – это не то, что в июле. И что от «восхождения» с подъездом до скал Пастухова на ретраке, – от такого «восхождения»
