Все темы отступили на фиг. Все – от еды до высших сфер: бюджет, преступность, наркотрафик, Мосдума, Мень, ЛДПР, Медведев, встреча с Коидзуми, «Нацизму – да!», «Нацизму – нет!» и миллион других безумий, какими полон интернет. Расстались, значит. Доканались. У всех – морщины по челу, весь политический анализ сменился дружным «почему?!». У них не ладилось с деньгами? У них запасы на нуле? Иные даже полагали, что это сделали в Кремле: как только слух донес приемник и подтвердил телеканал, про операцию «Преемник» никто уже не вспоминал. Теперь до будущей субботы другие новости в тени. Введи какие хочешь квоты, любые льготы отмени, закрой эфир телеканалу, начни цензуру новостей – все будут помнить лишь про Аллу и разводящегося с ней. Вот личность, что и впрямь бездонна. Вот неземное существо: ни Марадо-на, ни Мадонна так не тревожат никого. И в нынешнем, и в прошлом веке, в равно дурные времена у нас какие были вехи? «Почем бухло?» да «С кем она?». Лишь матушка Екатерина меняла так своих мальков: одних прилюдно материла, другим готовила альков.
Бытует мнение простое, я даже сам его имел: в России со времен застоя не так уж много перемен. Все оппозиции протухли, народ спивается давно, интеллигенция на кухне, по телевизору – вообще, и все дрожат, сглотнув обиду, за свой убогонький уют, и лишь политбюро – для виду – администрацией зовут. Но хватит потешать планету. Я защищаю нашу честь: прогресса, может быть, и нету, но перемены все же есть! Я с ностальгирующим всхлипом могу сказать друзьям в пивной: «Еще когда она с Филиппом, я познакомился с женой!» В эпоху сбора чемоданов и общих бегств за рубежи там был какой-то Челобанов (куда он делся, расскажи?). А Болдин – при повторном путче: что только делалось в стране! Когда ж в России было лучше? Боюсь, при Вове Кузьмине... Кранты настали олигархам, у либералов бледный вид, а с ней, наверно, будет Галкин. Она его усыновит.
Итак, финал: Филипп уволен. Бог отомстил за Ароян. Но отчего я так доволен, таким восторгом обуян? Дела в России не ахти ведь... Но я утешен, господа: как видим, могут опротиветь они друг другу иногда. Не только нам, не только прессе, уже рехнувшейся слегка, не только телекритикессе, что обсмотрелась «Огонька»... Событье нынешней недели, что плавно движется к зиме, – «Они друг другу надоели!» Выходит, мы в своем уме.
Видать, не только мы устали от этих плясок на костях; от тех, что жирно тут блистали при всех режимах и властях, от тех, кто меньше год от года достоин прозвища Звезда...
Вот только с ними нам развода не даст никто и никогда.
МОСКОВСКИЙ МАРШ
Еще я помню времена, когда – почти в другую эру! – замоскворецкая шпана дралась с таганскими, к примеру; когда сплоченною стеной, весьма далекой от идиллий, новогиреевцы войной против лефортовских ходили... Те времена прошли, увы. И я почти не верю в сказку, что, мол, любой район Москвы имел особую окраску. И политически они делились по причинам ясным: окраины в былые дни симпатизировали красным, за правых – Университет, интеллигенцией обжитый, Аэропорт, с советских лет предпочитаемый элитой, а также центр, само собой. Наш город густонаселенный был разноцветным: голубой, багряный, розовый, зеленый... Но, слава богу, есть предел. Уже давно, единством бредя, наш город радостно надел цвета российского медведя. И я, москвич, сегодня горд, что монолитно и сурово Таганка и Аэропорт, Новогиреево, Перово и Кремль – суровый господин над нашим несуразным краем – все голосуют как один. А кто «один» – мы тоже знаем.
Наш город наконец дорос до цельной, правильной элиты! Единоросс! Единоросс! В Мосдуму радостно иди ты!
Еще я помню времена, когда, посулы взяв на веру, за коммуняк была жена, а муж – за «Яблоко», к примеру; когда ходил на брата брат, крича в трагическом запале: «Продался, подлый демократ! Совсем страну разворовали!» Когда, бывало, сын и мать – она крута и отпрыск грозен – могли и стулья поломать, решая, кто такой Рогозин. Любая русская семья делилась яростно и четко: с женой часами спорил я, на мать мою ругалась тетка... Теперь период не такой. Любые кошки стали серы. В России мир. В семье покой. Исчезли даже адюльтеры. Довольно, знаете, толочь водицу в ступе. Всем неловко. Сегодня вместе сын и дочь, сестра, сноха, кума, золовка и дед в сиянии седин (на коже – старческие пятна) – все голосуют как один. А кто «один» – и так понятно. Закрыт мучительный вопрос, и разногласия забыты. Единоросс! Единоросс! Во власть московскую иди ты!
Еще я помню времена – лет пять назад или четыре... И в организме шла война покруче даже, чем в эфире! От страсти плавясь, будто воск, ища себе единоверца, «КПРФ!» – кричал мне мозг. «Нет, СПС!» – стучало сердце. Просил желудок срочных мер и предъявлял претензий тыщу: ведь при словах «ЛДПР» он извергал любую пищу... «За НБП!» – кричала пасть, ввергая родичей в досаду, а не скажу какая часть просила выбрать Хакамаду; и лишь седалище (на грех, ему-то слова не давалось) голосовало против всех, поскольку всех равно боялось. Но, к счастью, кончился разлад, уже почти грозивший моргом. Сегодня органы стоят стеною, как единый орган. Теперь ищите дурака – о смысле спорить, как когда-то... Сегодня сердце и рука, глаза, и печень, и простата, и мозг – суровый исполин, весьма обрадованный этим, – все как один! А тот один – и сам из органов, заметим.
Могуч плечами, как колосс, лицом красивей Афродиты – встал над Москвой единоросс. И мы кричим ему: «Иди ты!»
РУССКОЕ НЕДО
Либералы в испуге: полковник Квачков – разве ждали такую беду мы?! – набери он еще хоть немного очков, мог бы стать депутатом Госдумы. «Это что ж (минимальную цифру беру): двадцать восемь процентов, по факту, отдают голоса за полковника ГРУ, что причастен к чубайсо-терак-ту! И ведь это в Москве, где рекламный неон, где не любят скинов и фашистских колонн, где без санкции рот не раззявить... Он клянется, конечно, что это не он, но полковникам верить нельзя ведь! Победил его Шаврин, другой патриот, заготовленный партией власти. Он всего на полкорпуса вышел вперед, но могло получиться и наоборот; то есть будь его воля – российский народ разорвал бы Чубайса на части. Для России, естественно, это завал и позор для “едино-российца”. И ведь это – еще не за то, что взорвал, а за то, что едва покусился! Вот Квачков и в героях, хоть в рамку обрамь. Демократия, траур надень ты! А уж если б Чубайса взорвали и впрямь, то взрывник бы прошел в президенты!»
Либералы, утешьтесь. Российский удел с незапамятных лет неизменен. Здесь вождем выбирают того, кто хотел, но при этом не сделал. Как Ленин. Подсознание русское – темный подвал с лабиринтами зла ли, добра ли... Если б этот полковник Чубайса взорвал – никуда бы его не избрали. Это наш, понимаете, фирменный знак, это наше народное кредо: кто задумал и сделал – заклятый наш враг, кто не сделал – того мы полюбим и так. Назовем это «русское недо». Вот Ильич собирался осенней порой тут устроить утопию, дубль второй, под прикрытием красного стяга, – и притом все равно он народный герой, хоть построена, в общем, тюряга. Коммунизм обещал быстроумный Хрущев, одержимый припадками злобы, – и народ до сих пор его любит (еще б!), хоть построили только хрущобы. А уж сколько сулил Горбачев Михаил, превративший Россию в кадавра! Но народ его, в общем, не слишком хулил, а постфактум любил и подавно. Обещай, обещай, закусив удила, угрожая, грозя, полыхая... Мы ведь знаем, к чему тут приводят дела. А намеренья – вещь неплохая. На гербе нашем был бы уместен нарвал – существо из мечты, из легенды... Собирался создать парадиз – но наврал. Собирался квартиры давать – не давал. Собирался Чубайса взорвать – не взорвал. Получите свои дивиденды.
Я набрел на крамольную мысль, господа, обозрев наши грады и веси: что бы было сейчас, ограничься тогда сам Чубайс заявленьями в прессе? Если б ваучер он не вручал никому, обломив ожидания круто? Если б при-ва-ти-за-цию эту ему стало лень проводить почему-то? Если б он ее начал – и тут же свернул, как спецкор, убоявшись главреда? А взамен где-нибудь в уголке прикорнул, или нефть воровал, или с Кохом кирнул, ограничившись фирменным «не-до»? Вот тогда бы Чубайса народ полюбил и ходил за ним радостным строем, а Квачков, что случайно его недобил, не считался бы русским героем.
Если хочешь тут жить, не теряя лица, – алгоритм тебе должен открыть я: ЗДЕСЬ НЕЛЬЗЯ НИЧЕГО ДОВОДИТЬ ДО КОНЦА! Покушенье, работу, распитье винца, и реформу, и даже соитье. Я – поэт, понапрасну не тратящий слов, – честно выстрадал это сужденье. Это знают Зюганов, Квач-ков и Грызлов, это поняли тысячи местных орлов, а Верховный постиг от рожденья.
ОЗОЛОЧЕННЫЕ
