происходящем больше Игоря и Катьки, делал странные жесты – то обозначал как бы высокий купол над головой, то изображал крест, то надувал щеки и хлопал себя по ним.
– Ты все понимаешь? – спросила Катька.
Он яростно закивал.
– Тут – все? – тихо проговорила она.
Закивал снова.
– Все, как у нас?
Он завыл и замахал руками: хуже, хуже!
– Ну чего? – хрипло спросила бабушка. – Прилетели к Богу в рай?
– Все нормально, – сказала Катька. – Можно выходить. Нас уже ждут.
Люк открылся, и они вышли в горячий, дрожащий красный воздух, в едкий дым и кирпичную пыль своего нового пристанища.
– Жарко у вас тут, – сказал дядя Боря.
– У нас вообще всегда тепло, – невпопад отвечал Игорь.
Земля была усыпана осколками, обломками, прутьями, похожими на использованные стержни от электросварки; в воздухе висела густая пыль, и земля ощутимо вздрагивала.
– Неудачно сели, да? – понимающе спросил Сереженька. – Сломали чего-то?
– Нормально все, – тихо ответил Игорь.
– А чего… разрушений вокруг столько?
– Пока неизвестно, – ответила Катька. – Ты, Сереж, подожди. Ему надо все узнать, он потом обязательно расскажет.
Игорь бросил на нее быстрый благодарный взгляд.
– Ну и где восьмой путь? – бодро спросила Катька.
– Налево, – сказал Игорь. – Только идите осторожно, видимость плохая.
– Оно и видно, – кивнул дядя Боря. – Там чего, таможня, на восьмом-то?
– Раньше пересадка была, – чуть слышно ответил Игорь. – На альфу Центавра.
Не успели они сделать пяти шагов, как со всех сторон к ним устремились странные коричневые шары – Катька сначала приняла их за местную растительность, вроде перекати-поля, но всмотрелась и узнала зверьков. Крупные, маленькие и самые мелкие, дылыны, тыгыны и еще какие-то, названия которых она не знала, – они ползли к ним, жалобно переваливаясь на коротких ножках, испуганно вытаращив круглые глазки, виляя толстыми хвостами. Зверьков было очень много, они копошились вокруг, насколько хватало глаз; некоторые жалобно пищали. В красноватом тумане виднелись раскиданные повсюду кофры и опрокинутые чемоданы, очень похожие на земные.
Катька нагнулась и взяла на руки одного зверька. Он блаженно зажмурился, прижал короткие ушки- рожки и облизал ей руки.
– Брось, Кать, – тихо сказал Игорь. – Зачем это теперь? Это же деньги.
– Это не деньги, – ласково ответила Катька. – Это не деньги, Игорек. Это ценности.
Она нагибалась, брала новых и новых зверьков – они лизали ей туфли, карабкались вверх по ногам и умильно смотрели снизу вверх.
– Ишь, животные, – радостно сказал дядя Боря. – Это какие, Игорь?
– Так, – сказал Игорь, – грызуны.
– Голодные, что ль?
– Ничего, они могут долго не есть.
До Сереженьки, кажется, начало наконец доходить.
– Тут чего? – спросил он Катьку вполголоса. – Тут тоже, что ли?
– Похоже на то, – сказала Катька.
– Ну да, – согласился он. – Штык впереди – назад осади, но, Бога ради, что ж это сзади?!
Такими частушками и прибаутками он был набит под завязку, и прежде Катьку разозлила бы эта невинная хохма, но теперь она испытывала к мужу странную нежность, приступ солидарности. Ничего, он правильно реагировал. С чего она взяла, что Сереженька обязательно будет ныть? Сереженька был невыносим, когда вокруг все было нормально, но когда у всех все было плохо, он был стопроцентно в своей тарелке.
– Все в порядке, бабушка, – сказала Катька. – Ты как сама-то?
Бабушка молча кивнула, и по лицу ее Катька догадалась, что она тоже все поняла. Почему-то никого особенно не удивил именно такой оборот событий – все словно были к нему готовы заранее; только дядя Боря до сих пор ничего не понимал, да ему, кажется, было в самом деле без разницы – он был одинаково готов функционировать в любых обстоятельствах. Игорь о чем-то почти без слов, жестами и невразумительным мычанием договаривался с Лынгуном; тот успокоился и вполне разумно кивал.
Далеко впереди, метрах в двухстах, сквозь дымку вырисовывался мощный колонноподобный силуэт: огромная лейка, уходящая в невидимую высоту, стояла в конце платформы, и к ней, толкаясь, теряя вещи, распихивая нерасторопных, бежала слитная, монолитная толпа. Катька не могла разглядеть отдельных
