девушка, сбросив обувь, танцуют босиком в дождевой луже. Прохожие, улыбаясь, смотрят на них и проходят мимо. Большинству людей на этой улице, сейчас хорошо. В белом от солнца иракском городе только что взорвалась бомба, в воздух подлетели куски разорванных тел. Нож в руке чеченского парня описывает дугу маятника и взрезает горло связанного русского солдата, его ровесника. Одним хорошо, другим очень плохо – но вряд ли кому-то из них стыдно. Моя мать, сев на мягкий пуфик в большой комнате, чувствует, что у нее отнимается рука. Ей больно. Четвертые сутки гниет умерший во сне от сердечного приступа бездомный мужчина, решивший провести ночь в подвале дома на 1-й Владимирской улице. Он был мой ровесник. Как ему там: хорошо, плохо, стыдно? Его найдут только завтра. Трудно быть Богом.
Беспрепятственная любовь
Однажды, когда мы с Аннет, наплававшись, вылезли из воды на полуразрушенный пирс, а потом пошли в расположенное рядом кафе, она сказала, отвечая на мой вопрос: «Знаешь, Саша, у меня просто выключен материнский инстинкт».
Когда мы купались, я завел разговор о детях, есть ли у нее они, и хотела бы она их иметь. Она сказала, что нет, не хочет. Теперь, сидя в пластмассовом кресле, Аннет пояснила, что материнский инстинкт у нее, к сожалению или к счастью, выключен, но она воспринимает это как нормальную, свыше посланную данность. «И что же, ты не хотела иметь детей никогда?» – не мог я скрыть удивления, хоть и пытался спрятать его за беспечностью тона.
Рядом с нами за соседним столиком сидел с родителями и громко капризничал маленький ребенок. Родители пытались его успокоить, но безуспешно; вскоре, завернув трясущегося от крика мальчишку в полотенце, они его унесли. Оба родителя были мрачные, раздраженные, и кажется, находились в ссоре друг с другом. Я заметил, что Аннет была странно спокойна все это время – будто намеренно когда-то приучила себя к такому спокойствию при виде орущих детей. Я заметил эту ее реакцию и опять проговорил улыбчиво: мол, как же дети бывают иногда противны, у них уже с младенчества проявляются характеры. А она сказала: «Знаешь, я вообще детей не переношу. Когда они подходят близко, меня начинает просто трясти внутри».
При этом она была завораживающе спокойна и мила, как мадонна, чей младенец спрыгнул с рук и где-то бегает неподалеку. Я спросил, опять не очень серьезным тоном, как же развился в ней такой антиинстинкт, не свойственный, в общем-то, женщинам? Она сказала, что, напротив, такое отношение к потомству характерно для многих женщин – они, правда, в меньшинстве по сравнению с обычными женщинами, инстинктивно желающими родить детей. «Женщменьшинства», – выразился я и засмеялся. – Как геи и лесби?» – «Наверное – кивнула она с легкой улыбкой. – Но что поделаешь, если это так? Есть женщины, которые вообще рождаются без материнского инстинкта или утрачивают его в течение молодости».
Мы ели парную арабскую шаверму с овощами и соусом «Хайнц», я пил пиво «Стелла», она минеральную воду без газа. Высоко в небе над нами летел самолет, в котором было полно людей, и многие из них наверняка испытывали к кому-либо в течение жизни чувство любви. Некоторые из них были семьями, с детьми, но в основном пассажиры путешествовали парами: любовными, партнерскими, дружескими, или просто один на один с собой.
Аннет сказала, что задумывалась над этой проблемой, которая, как она уточнила, таковой для нее не является, но была актуальна для некоторых ее партнеров. Если мужчины хотели детей и поднимали этот вопрос, и ей приходилось отвечать на него – они, как правило, расставались. Часто это были как раз те мужчины, что ей нравились больше других. Однажды она прожила два года в гражданском браке с итальянцем, у которого уже был ребенок в другой семье – и все же они расстались.
– Надеюсь, для наших отношений это не явится проблемой? – спросила Аннет с серьезной улыбкой.
– Нет, – сказал я.
– Похоже, что ты врешь, – заметила она.
– Не знаю… – ответил я. И добавил: – Все равно наш гражданский брак продлится еще неделю, до тех пор, пока мы оба не разлетимся по своим странам. Так какая же здесь проблема?
На этот раз немного загрустила она. И сказала, когда я вручал чаевые официанту:
– Знаешь, Саша… мне почему-то кажется, что я бы хотела продолжить с тобой наш брак.
– Но ведь мы очень разные, – с усмешкой напомнил я, – мужчина и женщина, Россия и Запад?
– Все равно, – неровно улыбаясь, ответила она, – я уже старая, и понимаю, что различия тоже стареют и умирают, как и люди. Мне кажется, несмотря на то, что ты русский и жутко неприспособленный к жизни человек, я могла бы с тобой жить.
– Почему? – спросил я, когда мы уже шли к ее номеру (ее отель имел отдельный вход по лестнице с пляжа, поэтому мы всегда поднимались в ее номер, а не ко мне).
– Потому что ты хороший человек, – сказала Аннет и добавила шутливо: – И я вроде тоже, да?..
– Знаешь, у нас в России есть такая поговорка: «Хороший человек не профессия».
Аннет засмеялась:
– Если ты не сможешь зарабатывать деньги на Западе, то я их буду зарабатывать – у нас это проще. И без детей у нас тоже неплохо.
Она ходила по номеру и распахивала окна. Потом включила DVD-плеер с музыкой Горана Бреговича и отправилась в душ. Я сидел в кресле возле журнального столика, листал лежащие на нем сшитые листы бумаги. Это была пьеса «Крик слона» Но думал я о другом.
– На Западе не бывает сильного одиночества в старости из-за того, что за человеком некому ухаживать, – сказала Аннет, подходя ко мне со стаканом приготовленного коктейля в руке. Стучали льдинки, я курил. Игги Поп рассказывал о машине смерти.
– Мне нужен мужчина и хороший человек, этого достаточно, – продолжал ее голос. – А остальное все сложно, и это сложное трудно найти. Хороший человек для меня важная профессия, Саша. Кстати, мы сможем с тобой заниматься любовью беспрепятственно, потому что я сделала себе операцию по перерезанию маточных труб. Так что твоя сперма не сможет проникнуть в меня…
Вот так она говорила.
Я не спросил Аннет, почему она решила, что мы обязательно будем жить на Западе, а не в России. Впрочем, я понимал ее логику и, в общем-то, немного разделял.
Я не спросил ее также, почему она решила, что отсутствие ребенка не окажется для меня проблемой. При этом я заметил в ее глазах тень совестливого сомнения. Или мне показалось?
– Что? – спросила Аннет, словно я говорил вслух.
В сущности, она была неплохая женщина. И я тоже бы хотел с ней жить.
Может быть, и умереть вместе с ней в один день.
Ну как? Частое упоминание о смерти кажется вам навязчивым?
– Иди сюда… – сказал я.
Когда мы занимались беспрепятственной любовью на ее широкой кровати, Аннет уже не вопила по-звериному, как в первые дни, а только мягко постанывала. Я трижды кончал в нее, инстинктивными оргазмами пытаясь зачать в ней жизнь. Я ощущал растущую потребность почувствовать хоть что-нибудь, что подтвердило бы нашу с ней близость в будущем. Но мои сперматозоиды, вторгаясь в ее похожее на ущелье темное лоно, тонули в бесконечной космической пустоте.
«Существует два вида стерилизации: мужская и женская. Из двоих супругов в силу многих причин стерилизацию лучше всего пройти мужчине. У мужчин эта проблема решается просто: под наркозом делаются два маленьких разреза в области корня мошонки, и семявыводящие протоки перерезаются. Затем на разрезы накладываются швы – и пациент уходит домой. Сексом ему можно заниматься уже на следующий день после операции.
Но еще в течение двух-трех недель вашей партнерше надо будет предохраняться от беременности, так как способные к оплодотворению сперматозоиды могут остаться в яичках пациента. Но зато потом беспокоиться не о чем. Надо заметить, что эта операция не только проста, но и не оказывает никакого влияния на потенцию мужчины.
Операция же по стерилизации женщины дает сразу стопроцентный эффект – правда, проходит несколько сложнее. Ее можно провести двумя способами: открытым, при котором разрезается брюшная
