— А вы, товарищ командир?
— Я — последним… Доложить сразу, я буду в центральном посту.
По возвращении в центральный пост Гордин выслушал изложенные старпомом подробности, приказал дать реверс, чтобы остановить дрейф лодки, уселся в узкое кресло боцмана за рукоятками рулей.
Как, мучительно думал он, почему? Почему американцы посмели атаковать лодку глубинными бомбами в нейтральных водах? Может быть, объявлена война, состоялся обмен ядерными ударами и наверху уже… ничего, кроме светящихся развалин?
Но пока ясности нет, надо поступать так, словно обстановка не изменилась.
В размышления Гордина ворвался голос врача, звучащий из динамика:
— Товарищ командир! За время пребывания в зоне строгого режима никто из экипажа не получил опасной для здоровья дозы радиации. Кроме Шамардина… Но я провел профилактические мероприятия, надеюсь, все обойдется… Люди прошли санитарную обработку, их одежда помещена в резиновые контейнеры. Теперь жду вас…
Прежде чем спуститься к врачу, Гордин дал по кораблю сигнал «Отбой радиационной опасности».
Врач констатировал, что здоровью Гордина также ничто не угрожает — командир пробыл в критической зоне не слишком долго. Зайдя к Шамардину и подбодрив его, командир переоделся, принял душ и вызвал в центральный пост штурмана и боцмана.
— Вот что, товарищи, — начал он. — Наше положение вам известно. Американцы предприняли атаку, и хотя нам посчастливилось уцелеть, кардинальных изменений не произошло. Мы по-прежнему там, где и были, и выйти отсюда мы можем…
— Только через американские территориальные воды? — поспешил закончить его мысль Ремизов.
— Нет. Американцы не могут быть уверены в нашей гибели и контроль с зоны не снимут. Штурман, приказываю: проложить курс южным коридором…
Ремизов вскинул голову и посмотрел на Гордина так, словно тот приказал ему съесть живьем ядовитую змею.
— Но, товарищ командир… Как же я стану прокладывать курс, когда об этом чертовом коридоре почти ничего не известно! Ни глубин, ни направлений…
— Но что-то все-таки есть на наших картах?
— В самых общих чертах.
— Вот и руководствуйтесь общими чертами. А продвигаться будем по данным эхолота и гидролокации…
— Товарищ командир…
— Приказ понятен?
— Так точно.
— Выполняйте.
— Есть.
Когда Ремизов ушел в штурманскую рубку, командир обратился к старпому:
— Товарищ капитан-лейтенант, судовое время — двадцать один сорок пять. Команде отдыхать до пяти утра, кроме вахтенных. Лодку удерживать с дифферентом ноль неподвижно относительно координатной оси.
— Есть.
Глава 12
Гордину не удалось как следует выспаться. Первую половину ночи он просидел с Ремизовым за прокладкой курса (столь приблизительных прикидок еще не знала история флота, пожалуй, со времен викингов!), но, и оказавшись в своей каюте, не смог отвлечься от мыслей о южном коридоре. Войти туда — на девяносто процентов погубить корабль… Но идти через американскую зону — гибель на все сто процентов.
Собственно, коль скоро американцы уже напали на «Знамя Октября» в нейтральных водах, они не преминут повторить атаку и в южном коридоре. Расчет Гордина строился не на расположении секторов и границ, а на психологии. Ни одному человеку в здравом уме — будь он американец или русский — не придет в голову, что подводная лодка осмелится сунуться в южный коридор, а следовательно, это направление вряд ли контролируется особо тщательно. Если повезет, проскочим, — подумал Гордин, — и всплывем у кубинских берегов, под надежной защитой… Нет, не «если повезет», поправил он сам себя. Везение здесь ни при чем. Только высочайшее мастерство всего экипажа способно привести к успеху. И особая ответственность на нем, командире, капитане 1-го ранга Глебе Игнатьевиче Гордине.
В четыре утра Гордин ненадолго задремал, а ровно в пять появился в центральном посту, излучая спокойствие и уверенность, каковых отнюдь не испытывал.
— Боевая тревога, — скомандовал он. — В лодке стоять по расписанию боевой тревоги. Боцман, всплывать на глубину пятьдесят метров с дифферентом четыре градуса на корму. Товсь турбины.
— Турбины товсь, — последовал ответ по связи.
— Обе турбины самый малый вперед.
Небывалая миссия началась. Гигантский темный корпус субмарины, подобно дирижаблю зависшей в толще вод, вздрогнул и завибрировал, принимая на себя мощь запустившихся валов. Корабль двинулся сначала медленно, потом быстрее.
— Курс девяносто восемь градусов, обе турбины малый вперед.
— Курс девяносто восемь градусов, — доложил боцман.
Теперь нос подводной лодки был нацелен точно в горловину коридора, и до входа в нее оставалось тридцать семь минут. Командир поинтересовался радиационной обстановкой на корабле (приближается к нормальной), состоянием здоровья инженера-механика (удовлетворительное), поведением внештатной системы охлаждения реактора (работает как часы).
В пять сорок восемь по судовому времени субмарина вошла в южный коридор.
— Реверс, — приказал Гордин.
Турбины гасили скорость корабля. Доклады от локаторщиков, производивших активные посылки, следовали через каждые тридцать секунд, при необходимости — чаще. Казалось, что рейд не представляет особой трудности — хватало и глубины, и места для маневра. Но Гордин знал: если вначале все идет так гладко, обязательно жди неприятностей.
Неприятности не замедлили объявиться. Командир получил известие о пологом повышении дна до тридцати метров, но это были еще пустяки. Главным являлось то, что впереди стены коридора сужались так, что справа и слева от подводной лодки оставалось едва по метру чистой воды, и другого пути не было.
— Самый малый вперед.
Субмарина осторожно ползла в тесном тоннеле. Люди в центральном посту сжались, каждую секунду ожидая удара о скалу.
Вместо удара послышался протяжный скрежет. Левым бортом подводная лодка задела коралловый риф. Узкое место пройдено, но…
— Центральный, локатор. Впереди стена, до поверхности расстояние двести.
— Право на борт, девяносто градусов.
Погасить инерцию не удалось. Развернувшись под прямым углом, субмарина ударилась о каменную стену всем корпусом. Командир включил связь.
— Десятый отсек, доложите состояние рулей, гребных винтов, ходовых машин.
— Центральный, десятый отсек. Повреждений нет.
— Самый малый вперед.
Лавирование в незнакомом лабиринте — самое худшее, что может испытать в жизни подводник. Ошибка на доли градуса — и катастрофа неминуема. Напряжение всех душевных сил, предельная концентрация внимания, мастерство и еще раз мастерство — только такая комбинация может спасти корабль. И… везение. Да, везение, напрасно Гордин отрицал его роль.
Больше трех часов подводная лодка «Знамя Октября» пробиралась немыслимыми изломами южного коридора, пока в динамике не раздался голос штурмана:
— Мы в кубинских территориальных водах. И следом — локаторщики:
