не валяются.
Глава 14
Это было немыслимо, невероятно… Но это случилось.
Гордин уже мог видеть через мощную оптику перископа лицо Орлова на мостике «Надежного»… И сразу — торпедная атака. Быть может, Орлов принял «Знамя Октября» за вражескую субмарину — все-таки очертания рубки необычные?.. Но нет, именно эта необычность, характерность не дала бы Орлову ошибиться. Ведь вместе с Гординым он внимательно и пристально, с огромным интересом изучал новый атомоход в Мурманске-150!
Капитан 1-го ранга Глеб Игнатьевич Гордин был бы плохим командиром, если бы позволил растерянности, следствию шока, восторжествовать хоть на мгновение. Он немедленно дал реверс обеим турбинам, начал срочное погружение и выпустил шумоимитатор.
Он сделал все правильно, опоздав лишь с противоторпедным маневром. Корпус лодки содрогнулся от сильнейшего удара.
— Товарищ командир, — последовал доклад по связи, — касательное попадание одной торпеды по правому борту в районе девятого отсека. Целостность прочного корпуса не нарушена. Вторая торпеда поразила шумоимитатор.
Гордин не успел и рта раскрыть. На мнемосхеме выпал сигнал, страшный сигнал, ночной кошмар каждого подводника.
«Температура в девятом отсеке больше 70°».
Это значило — пожар на корабле. Гордин перебросил тумблер:
— Девятый! Девятый!
— Товарищ командир! — раздался ответный вопль. — Распределительные щиты искрят… Конец, давайте ЛОХ…
Гордин прикрыл глаза. В девятом отсеке сорок человек…
— Дать ЛОХ в девятый, — хрипло распорядился Гордин.
Побледневший старпом схватил его за рукав:
— С ума сошел, командир! Там люди!
— Там уже никого нет, — прошептал Глеб Игнатьевич.
Старпом отпустил Гордина — он и сам знал, что командир прав. Кислород выгорает мгновенно… Температуру, превышающую семьдесят градусов, приборы не фиксируют, а там, в бушующей преисподней девятого отсека, — тысячи градусов. «Знамя Октября» спасла четкая реакция загерметизировавшей отсеки автоматики, иначе пламенем была бы охвачена вся лодка. А если сейчас не задействовать ЛОХ — лодочную объемную химическую систему фреонного пожаротушения, — переборки и герметичные двери вздуются, прогорят, и ничто не остановит катастрофу.
Вспыхнувший оранжевым огнем мнемознак на сигнальном пульте впился в глаза Гордина, словно раскаленное клеймо.
«Дан ЛОХ в девятый отсек».
Все…
Ревуны и звонки неистовствовали, словно получившее свободу население потустороннего зоопарка. Один за другим поступали тревожные доклады из отсеков о повреждениях кабельных трасс, разрывах трубопроводов, выходе из строя электронного оборудования. Гордин командовал механически, подобно роботу. Он уводил лодку дальше к западу, еще не думая, куда и зачем, лишь бы где-то остановиться, отлежаться, зализать раны. А у места торпедной атаки имитатор выбросил воздушный пузырь и масляное пятно, свидетельства потопления субмарины.
В сознании капитана Гордина царила пустота. Он не мог, да пока и не пытался понять, что произошло. Монотонный вой ревунов господствовал внутри его будто взорванной черепной коробки. Машинально отдавая приказы — толковые, единственно верные, — Гордин пребывал где-то в ином пространстве и времени, и что-то в нем необратимо менялось. Человек, встретившийся лицом к лицу с непостижимым, чудовищным, лежащим за пределами разума, может отреагировать как угодно. Сойти с ума. Игнорировать факты, подсознательно посчитать их не соответствующими действительности. Погрузиться в пучину ужаса. С Глебом Гординым не случилось ни того, ни другого, ни третьего. А была только ПУСТОТА. И еще: ИЗМЕНЕНИЕ. И никакой рациональный анализ не мог бы сказать командиру «Знамени Октября», в чем это изменение заключается. Несомненно одно: до торпедной атаки «Надежного» Глеб Гордин был одним человеком, после же стал другим. Он еще не осознавал этого, как не осознавал пока ничего. Сейчас он лишь медленно плыл в своем внезапно опустошенном, лишившемся опоры мире.
— Товарищ командир, — позвал штурман.
— Да, Коля…
— Акустики докладывают: поблизости целей не наблюдается. Прикажите поднять буй с прикрепленной антенной, чтобы попытаться оценить обстановку.
— Поднять буй.
— Есть.
Выстрелянный из специального устройства буй унесся наверх и закачался на волнах. Через десять минут автоматы откроют два отверстия в его корпусе, и он затонет, не демаскируя лодку.
Лучше всего была слышна радиостанция Майами.
«Сегодня, 27 октября 1962 года, в беседе с послом СССР в США Добрыниным Роберт Кеннеди заявил, что в интересах скорейшего разрешения кризиса Вашингтон готов дать заверения, на которых настаивают правительства СССР и Кубы. Они заключаются в признании факта, что ни США, ни другие страны Западного полушария ни под каким предлогом не будут вторгаться на Кубу. Роберт Кеннеди заявил далее, что президент Джон Кеннеди намерен осуществить запланированное им удаление американских ядерных ракет среднего радиуса из Турции и Италии. Советское правительство со своей стороны согласилось пойти на вывод с Кубы наступательных ядерных вооружений. Сегодня же президент Джон Кеннеди отдал приказ 2-му флоту США о возвращении на базу Ки-Уэст. Морская блокада Кубы снята…»
— Путь свободен, — мертвым голосом проговорил командир.
— Путь? — с горечью повторил штурман. — Но куда?
— Мы уходим в Атлантику. Штурман, проложить курс на восток.
Глава 15
Двадцать человек, уцелевшие после пожара, собрались в тесной кают-компании. В горячий девятый отсек никто еще не мог войти. К счастью, машины в десятом, двигательном, управлялись дистанционно из центрального поста, и линии передачи сигналов почти не пострадали.
Люди молчали. Двадцать человек ждали двадцать первого — командира, а он не появлялся.
Штурман думал о девятом отсеке. Даже когда металл остынет, вряд ли кто-то изъявит желание идти туда первым… Сорок обугленных трупов. Погибли замполит Чернавский, инженер-механик Шамардин… Теперь на борту только двадцать плюс один, и от этого одного зависит все.
Гордин вошел в кают-компанию ссутулившись, с потухшим взглядом, не избегая, однако, смотреть людям в глаза.
— Товарищи, — сразу сказал он, — я не хочу, чтобы кто-то из вас питал иллюзии по поводу сложившегося положения. Буду говорить начистоту. Мы подверглись торпедной атаке советского базового тральщика «Надежный». Нет сомнений, что и глубинная бомбардировка была предпринята отнюдь не американцами, как мы ошибочно полагали. По какой-то причине, о которой я не могу догадываться, командование приняло решение уничтожить «Знамя Октября». — Он помолчал, глядя на крышку стола, и продолжал: — Когда мы находились меж двух американских зон… Я еще допускаю, что командование и правительство стремились избежать нашего пленения, захвата лодки американцами. Но когда мы вырвались оттуда… Не понимаю.
Он снова замолчал, затем заговорил:
— Ясно одно. Такие решения принимаются лишь на самом высоком уровне. Мы приговорены. Я хочу, чтобы ни у кого не оставалось сомнений: если мы обнаружим себя в секторе поражения любого из советских кораблей, равно как и баз, будем немедленно уничтожены.
Ответом командиру стала тяжелая тишина. Он выждал с полминуты.
— Таким образом, у нас есть три выхода. Первый: идти вопреки всему на родину и погибнуть. Второй:
