«Спокойнее, спокойнее, — подумала она, — расслабься».
— Я, честно сказать, тоже не сразу сообразила, что это ты, — продолжала она, не сводя глаз с Кукушкиной. — Обратила на тебя внимание, как только ты вошла, но ты здорово изменилась.
— Да? — вскинулась Яна.
«Боишься, — усмехнулась про себя Лена, — что сейчас начну перечислять твои морщины и лишние килограммы? Бойся, бойся…» Хотя, честно говоря, Кукушкина выглядела неплохо, несмотря на весь свой хмурый вид. Лицо гладкое, ухоженное, маникюр отменный, костюм сидит превосходно — придраться не к чему. Лене так никогда не выглядеть. Беспорядок на голове, помада смазана, руки в царапинах, юбка измята… Лена почувствовала знакомый укол зависти к Кукушкиной, тряхнула головой, пробубнила что-то о длинных волосах, Кукушкина расслабилась и предложила ей сесть. «Прям подружки», — подумала Лена, но предложение приняла, сходила за своей сумкой, вернулась и расположилась на диванчике напротив Яны. Отметила, как Кукушкина с изумлением взглянула на ее сумку — конечно, Кукушкиной этого не понять, она всегда была натурой приземленной, без всякой фантазии, вот и сейчас сумочка у нее маленькая, плоская и скучная. Значит, с художественным чутьем у Яны дела обстоят так же, как и прежде. «Бедолага, — подумала Лена. — Не позавидуешь». Она расправила плечи и весело спросила:
— Работаешь где-то здесь?
— Нет, — ответила Яна. — С чего ты взяла?
— Подумала: забежала после работы тяпнуть кофейку, помедитировать.
— Да нет, — мрачно сказала Яна. — Ходила тут… по делам.
Что это с ней? Неприятности со здоровьем? Вполне может быть. Не девочки уже, слава богу. У нее самой всякая гадость вылезла в последнее время, даже вспоминать об этом не хочется. Хотя многие из ее знакомых считают, что она слишком трепетно и нервно ко всему относится и что этим только все усугубляет. Может, и так, но если у нее «трепетная и нервная» натура, что с этим поделаешь?
— Была у частного детектива, — вдруг изрекла Кукушкина.
К чему это она? Ах да, она сказала, что ходила по делам. Нормальненькое дельце.
9 И. Быстрова «Сюрприз заказывали?»
— Серьезно? И что ты там делала? — спросила Лена.
— Да знаешь… — начала Яна, и вдруг…
Что-то произошло. Глаза ее расширились, шея вытянулась, а руки сжались в кулаки.
— Ну? — поторопила Лена.
— Да-а, — с усилием проговорила Кукушкина, — так, ерунда…
И захлопнулась, как шкатулочка с тугой пружинкой. Жаль. Лене хотелось бы, чтобы Кукушкина размякла, разоткровенничалась, призналась бы, что жизнь не удалась, и тогда Лена наконец-то показала бы себя во всей красе. Нет, ничем особенным она похвастать не может, успехи у нее средненькие, но если у Кукушкиной сейчас дела так себе, можно хорошенько поразвлечься, демонстрируя себя и так и эдак. Она много бы дала, чтобы мечты стали явью. Недостойные мысли. Недостойные и совсем ей не свойственные. Ленина широкая натура наотрез отказывалась переживать чувства, которых принято стыдиться: зависть, неблагодарность, злорадство. Но Кукушкина — это был особый случай, можно сказать, что Яна была единственным человеком в Лениной жизни, к которому хотелось питать исключительно недостойные чувства. А ведь как хорошо все начиналось…
Они сошлись на пристрастии к театру.
— Не хочешь сходить в оперетту? — однажды после лекции спросила Лену Кукушкина.
— А что там? — поинтересовалась Лена.
— «Сильва». У меня два билета. Взяла для мамы, а она не может, — пояснила Кукушкина.
— Когда?
— Завтра.
— Можно, — согласилась Лена.
— Ладно, — просияла Кукушкина.
Они сходили в оперетту, потом в БДТ, потом в Кировский. А потом стали подружками. На первом курсе это происходит очень легко: вчера еще вы были едва знакомы, а сегодня — водой не разольешь. Правда, и обратный процесс идет так же стремительно, и вчерашние подружки исчезают из твоей жизни с такой же скоростью, с какой появляются. Однако Лена с Яной продержались довольно долго. Ходили чуть ли не взявшись за руки весь второй курс и начало третьего. Над ними даже посмеивались: традиционной ли вы ориентации, девчонки? Традиционнее некуда, отвечали они — и тут же приводили доказательства в виде толп поклонников, осаждавших их. Точнее, Лену. У Кукушкиной с кавалерами было негусто. Лену это всегда удивляло, ведь Яна казалась ей красавицей. Правильные черты лица, стройная фигура, низкий голос — что еще мужикам надо? Лена считала, что низкий голос — это капитал для женщины. Сама вечно пищала, особенно в минуты волнения. А вот Кукушкина говорила негромко и всегда в малой октаве. «Тебе бы петь», — заметила как-то Лена. «Не выйдет, — ответила Яна, — слуха нет».
У нее много чего не было, не только слуха. В том смысле, что Кукушкина не обладала никакими выдающимися способностями. Кроме одной — она была невероятно амбициозна. Всегда, с самого первого дня пребывания в институте, а может, и с самого рождения. Но, надо отдать ей должное, амбициозность эта была конструктивной — Кукушкина пахала как вол для того, чтобы получить то, что ей было нужно. Училась, пропитывалась необходимой информацией, заводила нужные знакомства. Она ни минуты не сидела без дела. Все время с серьезной миной на лице, все время в седле. Может, поэтому ребята избегали ее? Ну, не то чтобы избегали…
У Кукушкиной на первых двух курсах случилось два серьезных романа — по роману на курс. Значит, она тоже человек, подумала тогда Лена, значит, тоже способна на порыв. Но был ли то порыв? Кукушкинские романы здорово смахивали на тщательно спланированные военные операции. Складывалось впечатление, что Яна постигает искусство общения с мужским полом так же сосредоточенно и планомерно, как она проделывала это с предметами институтской программы. Совсем не так протекали романы у Лены. Толку от них не было никакого — ни во что серьезное они не выливались, но представить свою жизнь без них она не могла. Что бы тогда ей осталось? Учебники? Театр на пару с Кукушкиной? Маловато для ощущения полноты жизни. А вот романы давали ей его. Иногда ей казалось, что она, как и Кукушкина, тоже планомерно постигает искусство общения с мужским полом, только в своей манере и для другой цели.
Цель Кукушкиной была Лене предельно ясна: узнать об этом как можно больше и использовать это знание себе во благо. Цель Лены труднее было одеть в слова, но, скорее всего, это была подготовка, как бы разминка перед чувством большим, единственным, тем, которое она пронесет через всю свою жизнь. Когда оно придет к ней, Лена не знала, но точно знала, что как только она почувствует, что вот оно — надо срочно хватать и держать изо всех сил.
Ничего из этого не вышло. Когда чувство наконец-то явилось, произошло непредвиденное. Во-первых, Лена его не распознала. Подумала, что это так, проходная тема, повстречаются немного и разбегутся. Уж больно все выглядело несерьезным, и в первую очередь несерьезным был новый кавалер. Не от мира сего. Мечтания, витания в облаках, разговоры о странном… Лена и сама этим славилась, но не до такой же степени! Так что кавалер приходил, приносил цветы и мороженое, приглашал на выставки и блюзы. Лена все это принимала, но не поощряла и думала, что скоро ему надоест и он отчалит от ее пирса. Что чувствовала к нему? Умеренное любопытство. И — сексуальное влечение. Нормальный студенческий набор. Он? Неизвестно. Высокопарных слов не говорил, многозначительных глаз не делал — наверное, тот же комплект: любопытство плюс гормоны. К слову сказать, секса у них не было. Лена к сексу относилась серьезно, абы с кем в него не ныряла, для нового поклонника время еще не пришло — слишком мало они были знакомы.
И вот тут случилось странное. В дело вмешалась Кукушкина. Понаблюдав какое-то время за событиями со стороны, она вдруг стала проявлять активность в отношении Лениного кавалера. Причем подошла к делу со свойственной ей обстоятельностью. Прощупала его болевые точки (музеи, блюз, философия) и принялась давить на них своими тонкими пальчиками. Лена об этом узнала не сразу. Заметила, что он стал реже появляться, а когда появлялся, был задумчив, даже скован. Сидел недолго, предложений куда-нибудь сходить не делал и, казалось, чего-то ждал. Это уже потом Лена догадалась, чего именно, но было поздно — Кукушкина прибрала его к рукам и держала крепко. А ждал он знака — Лене стоило только подать его, и неизвестно, как все сложилось бы. Но она не подала. Просто потому, что все еще не распознала. «Ну и
