Хочу только тебя!

Возбуждение начало спадать, и она, чтобы успокоиться окончательно, на мгновение остановилась и глубоко вздохнула.

* * *

Последовавшую сцену Мишель предпочла бы не видеть вовсе. Одно дело — родительская любовь, и совсем другое — слепое материнское обожание.

Никос резко прервал попытки Эмерсона заплатить и потребовал, чтобы он и Антония немедленно увезли своего сына.

Как раз в этот момент появилась Шанталь, которая в один миг уловила своим зорким взглядом, что здесь творится что-то неладное, и потребовала объяснений.

— Джереми немножко перепил, — смущенно пояснил Эмерсон. — Мы увозим его домой.

Как только они остались одни, Шанталь вопросительно взглянула на Никоса, потом на Мишель.

— Кто-нибудь скажет мне, наконец, что здесь произошло?

Мишель молчала.

— Ты, Никос?

— Джереми никак не может смириться с тем, что мы с Мишель встречаемся, — хмуро произнес тот. — Он напал на нее вчера вечером, когда она возвращалась из галереи, а сегодня пошел еще дальше.

— Cherie, какой кошмар! С тобой все в порядке?

— Все хорошо, татап, — уверила ее Мишель.

— Я позабочусь о том, чтобы ему запретили приближаться к Мишель. У Джереми это не первая такая выходка, — снова заговорил Никос. — Первый протокол о правонарушении был составлен в Сиднее три года назад.

— Как раз около трех лет назад Бейтсон-Берроузы приехали на побережье, — сказала в раздумье Шанталь.

— Его выгнали из двух частных школ, а потом из университета, — продолжал Никос. — Это было в Перте, Аделаиде и Мельбурне.

Шанталь вздернула подбородок. Ее не интересовало, откуда эти сведения. Главное, что они есть.

— Что же, остается надеяться, что они скоро уедут.

— Это у них уже вошло в семейную традицию.

— А сейчас Мишель…

— Она останется со мной.

— Ну-ка, ну-ка, одну минуту… — заговорила Мишель и умолкла, наткнувшись на его непреклонный взгляд.

— Это не подлежит обсуждению, pedhimou.

— Cherie, ради меня и ради себя тоже делай, как он говорит. Прошу тебя.

— Я только скажу Саске, что мы уезжаем, — объявил Никос. — Если она хочет остаться, пусть потом возьмет такси.

— Тебе что-нибудь принести? — спросила Шанталь, когда Никос ушел. — Что-нибудь выпить? Кофе? Бренди?

— Ничего не надо, со мной все в порядке, — успокоительным тоном ответила Мишель. — Просто немножко переволновалась, и всё.

У Шанталь был расстроенный вид.

— Это надо же, Антония, Эмерсон, Джереми… такая семья. Господи, кто мог это ожидать? Слава Богу, что Никос был здесь.

«Да это все и случилось-то из-за Никоса», — чуть не выпалила Мишель. Но это было не совсем так. Появление Никоса просто ускорило этот стихийный взрыв ревности.

— Матап, — начала Мишель и умолкла. Нет, лучше не говорить матери, что ее якобы роман с могущественным греком всего лишь спектакль.

— Да, дорогая?

— Я пойду умоюсь.

Когда Мишель вышла из ванной, Никос уже вернулся. Под его пристальным взглядом она подошла к матери и коснулась губами ее щеки.

— Я тебе позвоню утром.

Шанталь притянула ее к себе, потом неохотно отпустила.

— Умоляю, будь осторожна.

Несколько минут спустя «БМВ» выехал на автостраду. Всю дорогу до Мейн-Бич они ехали молча.

— Я сама дойду, — сказала Мишель, когда машина затормозила у подъезда ее дома, и выбралась наружу. Никос хмыкнул. Он тоже вышел из машины и стоял, насмешливо глядя на нее.

— Дойдешь или тебя понести? — Он не хотел ничего слышать, и никакие протесты на него не действовали.

— Пошел ты к черту!

— Я там уже был дважды за последние сутки. — Никос обошел вокруг автомобиля и приблизился к Мишель. — Ну как, пойдешь или отнести?

— Если ты только посмеешь… — Ничего больше ей сказать не удалось, потому что он легко перебросил ее через плечо, подошел к двери, отпер ее же собственной магнитной карточкой и проследовал через холл к лифтам. — Отпусти меня, черт! — Она принялась молотить кулаками по его спине и только вскрикнула, когда он сильно тряхнул ее.

Не обращая внимания на кошачье шипение за спиной, он вошел в лифт, нажал нужную кнопку, затем, когда лифт остановился, спокойным шагом подошел к двери, открыл ее и, лишь оказавшись в прихожей, поставил Мишель на ноги.

— Хочешь подраться? — ехидно проговорил он. — Давай.

— Ты… — заговорила она, задыхаясь от гнева, — таких грубиянов и эгоистов, как ты, я еще не встречала. Уходи сейчас же.

— Выбирай — здесь или у меня, — сказал он, словно не слыша ее.

Что-то в его позе и застывшем выражении лица заставило ее притихнуть и насторожиться.

— Тебе не кажется, что ты слишком далеко зашел, играя роль героя-спасителя?

— Нет, не кажется.

Немногословен и непоколебим, как скала. Может, лучше уступить и не надрываться напрасно? Чем ругаться, лучше попробовать все как-то уладить.

— Я могу позвонить в полицию, и тебя заберут. — Это была последняя безнадежная попытка настоять на своем.

— Давай, звони, — сказал он.

Не подчиняться, не дать себя сломать, ни за что. Да только уже сейчас ясно, как все пойдет дальше, и сколько бы она ни сопротивлялась, никакого проку от этого не будет.

Значит, надо признать поражение и уступить — частично.

— Можешь спать в другой комнате.

Мишель пересекла гостиную и, войдя в спальню, плотно прикрыла дверь.

Если ему обязательно нужно спать здесь, пусть спит. А она наполнит ванну горячей водой, подольет пахучего жидкого мыла, взобьет пену и будет сидеть там, вся в пузырьках… пока не успокоится. Потом как следует вытрется, ляжет в постель и будет спокойно спать, пока утром ее не разбудит будильник.

Мишель залезла в ванну и легла, погрузившись в благоухающую воду. Какое это блаженство — лежать вот так, безвольно расслабившись.

Она сонно закрыла глаза… и подскочила, расплескивая воду, когда раздался резкий стук. В следующее мгновение дверь открылась и в ванную спокойно, как ни в чем не бывало, вошел Никос.

— Какого черта ты сюда вперся?

«Как она похожа на ребенка», — подумал он про себя. Растерянные, сердитые глаза, волосы, скрученные в пучок и сколотые на макушке, и кругом пена, видны только плечи и голова.

— Я подумал, вдруг ты заснула. Так ведь можно и утонуть.

Ее зрачки расширились от гнева, глаза потемнели и казались огромными.