ответственность.
Слабый голос донесся из угла комнаты.
— Я боюсь, джентльмены, что ответственность за это в некотором роде несу я.
Все находившиеся в комнате, за исключением миссис Кофлин, повернулись в сторону сеньора Монтеса.
Глава 2
I
Монтес выглядел совсем больным. Ему было хуже, чем в самолете. Грудь его тяжело вздымалась, он с трудом втягивал в себя разреженный воздух и был бледен, как полотно. Он вновь хотел заговорить, но девушка остановила его.
— Не надо, дядя. Я расскажу все сама.
Она внимательно посмотрела на О'Хару и Форестера.
— Имя моего дяди не Монтес, — начала она ровным голосом. — Его зовут Агиляр. — Она произнесла эти слова так, словно в них заключалось полное объяснение всего.
Последовало полное молчание. Затем О'Хара, прищелкнув пальцами, негромко сказал:
— Бог мой! Старый орел собственной персоной. — И внимательно посмотрел на старика.
— Да, сеньор О'Хара, — прошептал Агиляр. — Хотя, боюсь, подбитый орел.
— Что все это, черт возьми, значит? — проворчал Пибоди. — Что в нем такого особенного?
Виллис неприязненно взглянул на Пибоди и встал.
— Я бы, конечно, так не стал говорить, — сказал он. — Но хотелось бы действительно узнать побольше.
О'Хара сказал:
— Сеньор Агиляр был, вероятно, лучшим президентом этой страны до того момента, как пять лет назад не произошел военный переворот. Он был на волоске от расстрела.
— Да, генерал Лопец всегда был скор на руку, — согласился Агиляр, слабо улыбнувшись.
— Вы, значит, считаете, что все это — эта заварушка, в которой мы оказались, — организована нынешним правительством, чтобы поймать вас? — Голос Виллиса звучал резко и недоверчиво.
Агиляр покачал головой и хотел что-то сказать, но девушка вновь прервала его:
— Успокойтесь, вам нельзя утруждать себя. — Она умоляюще посмотрела на О'Хару. — Не задавайте ему вопросов, сеньор. Разве вы не видите, что он болен?
— А могли бы вы говорить вместо него? — мягко спросил Форестер.
Она обернулась к старику, и тот согласно кивнул.
— Что вы хотите знать? — спросила она.
— Что делал ваш дядя в Кордильере?
— Мы прибыли, чтобы восстановить в этой стране законное правительство, — сказала она. — Мы прибыли, чтобы вышвырнуть отсюда Лопеца.
О'Хара издал короткий смешок.
— Вышвырнуть Лопеца? Ничего себе! Старик и девушка собираются вышвырнуть человека, за плечами которого целая армия. — Он недоверчиво покачал головой.
Девушка вспыхнула.
— Что вы знаете об этом? Вы же иностранец. Вы ничего не знаете. С Лопецом покончено. Это понятно всем в Кордильере. Даже самому Лопецу. Это жадный, развращенный человек, и страна уже сыта им по горло.
Форестер провел рукой по подбородку.
— Может, она и права, — сказал он. — Положение Лопеца действительно шаткое. Дунь, и он повалится. За пять лет своего правления он довел страну до ручки, выжал из нее все, что можно, а в швейцарском банке накопил столько денег, что хватит на две жизни. Если дело дойдет до открытого столкновения, я не думаю, что он будет рисковать. Он попросту удерет. Он, разумеется, богатство и спокойствие предпочтет власти и опасности быть убитым каким-нибудь студентом, любителем пострелять.
— Лопец довел Кордильеру до нищеты, — сказала девушка и, гордо подняв голову, продолжала: — И когда мой дядя появится в Сантильяне, люди восстанут, и с Лопецом будет покончено.
— Это вполне вероятно, — согласился Форестер. — Народ любил вашего дядю. Я полагаю, вы подготовили почву для его прибытия?
Она кивнула:
— Демократический комитет борьбы все подготовил. Все, что теперь нужно, — это чтобы дядя появился в Сантильяне.
— А он туда может и не попасть, — сказал О'Хара. — Кто-то пытается помешать этому. Если это не Лопец, так кто?
— Коммунисты, — выпалила девушка с ненавистью. — Они не могут допустить, чтобы дядя опять пришел к власти. Они хотят Кордильеру для себя.
— Похоже на то, — сказал Форестер. — Лопец уже политический труп в любом случае. Так что остается Агиляр против коммунистов. Ставка — страна Кордильера.
— Они еще не вполне готовы, — сказала девушка. — У них нет достаточной поддержки среди населения. За последние два года они довольно искусно проникали в правительство, и если они добьются своего, то в одно прекрасное утро люди проснутся и увидят, что Лопеца нет, а на его месте коммунистическое правительство.
— Одна диктатура сменит другую, — сказал Форестер. — Неплохо придумано.
— Но сейчас они еще не готовы избавиться от Лопеца, — сказала девушка. — А дядя может разрушить их планы — он прогонит и Лопеца, и правительство. Он проведет выборы — впервые за девять лет. Вот коммунисты и пытаются помешать ему.
— Вы думаете, Гривас был коммунистом? — спросил О'Хара.
Форестер щелкнул пальцами.
— Разумеется. И это объясняет его последние слова. Он был коммунистом, сомнений нет. Латиноамериканского покроя. Когда он произнес «Вивака», то хотел сказать: «Вива Кастро!» — Его голос стал жестким. — И его дружки действительно могут быть здесь с минуты на минуту.
О'Хара вдруг резко повернулся и обратился к Родэ:
— А какова ваша роль, сеньор Родэ?
— Все в порядке, сеньор О'Хара, — сказал Агиляр слабым голосом. Мигель — мой секретарь.
Форестер оценивающе окинул взором фигуру Родэ.
— Скорее уж ваш телохранитель.
Агиляр сделал рукой жест, словно говоря — какая разница? и Форестер спросил:
— А почему вы обратили на него внимание, О'Хара?
— Не люблю людей с пистолетами, — коротко отрезал О'Хара. — Особенно тех, кто может оказаться коммунистом. — Он обвел взором помещение сарая. — Хорошо. Есть еще джокеры в колоде? Что вы о себе скажете, Форестер? Я вижу, что для простого американского бизнесмена вы неплохо разбираетесь в местной политике.
— Не говорите глупостей, — сказал Форестер. — Если бы я не разбирался в местной ситуации, моя корпорация давно бы избавилась от меня. Наши дела в немалой степени зависят от того, какое здесь правительство, и не дай бог, если в Кордильере к власти придут коммунисты.
Он достал бумажник и извлек из него визитную карточку, которую и передал О'Харе. На ней
