значилось: Раймонд Форестер, торговый представитель корпорации Ферфилд в Южной Америке.
О'Хара, возвращая карточку, спросил:
— Гривас был единственным коммунистом на борту? Я вот что имею в виду: когда мы садились, кто- нибудь из пассажиров как-то специально заботился о своей безопасности?
Форестер задумался, потом, покачав головой, сказал:
— Нет, кажется, для всех это было полной неожиданностью. — Он посмотрел на О'Хару одобрительно. — В настоящих обстоятельствах такой вопрос очень уместен.
— Что касается меня, — вдруг взорвалась мисс Понски, — то я не коммунистка. Одна мысль об этом…
О'Хара улыбнулся.
— Извините, мисс Понски, — сказал он подчеркнуто вежливо.
Родэ, склонившийся над миссис Кофлин, встал и сказал:
— Она умирает. Она потеряла много крови, у нее шок. Кроме того, на нее смертельно действует высота. Нужен кислород. Без него она обязательно умрет. — И сеньору Агиляру нужен кислород, он в тяжелом состоянии. — Он обвел всех взором. — Нам надо спускаться с гор. Нельзя оставаться на такой высоте.
О'Хара тоже чувствовал себя скверно. Страшно болела голова, колотилось сердце. Он долго жил в этой стране и знал, что такое «сороче» — высотная болезнь, и каковы се последствия. Разреженный воздух, кислородное голодание могли убить ослабленный организм. Он сказал:
— В самолете были баллоны с кислородом. Может, они сохранились.
— Да, — сказал Родэ. — Мы должны спуститься и посмотреть. А эту женщину сейчас лучше не трогать. Но если мы не найдем кислород, придется все же уходить отсюда.
Форестер заботливо произнес:
— Надо поддерживать огонь. Пусть все займутся поисками дров. — Он помолчал. — Принесите из самолета керосин. Он может нам понадобиться.
— Ладно, — сказал О'Хара.
— Давайте, — обратился Форестер к Пибоди. — Двигайтесь.
Пибоди лежал, хватая ртом воздух.
— Мне плохо, — еле выговорил он. — Головная боль просто убийственная.
— Это с похмелья, — сказал Форестер напрямик. — Вставайте-ка.
Родэ коснулся руки Форестера.
— Это — сороче, — отойдя в сторону, объяснил он. — От Форестера действительно толку мало. Пойдемте, сеньор О'Хара.
О'Хара вслед за Родэ вышел из сарая и содрогнулся в колючем холодном воздухе. Он осмотрелся. Посадочная полоса, похоже, была сооружена на единственном здесь гладком месте. Все остальное вокруг — крутые склоны, уступы и скалы. Рядом возвышались пики Анд, словно высокая цитадель, врезавшаяся в кристально-чистое холодное небо. Ее башни парили в высоте, ослепительно сверкая белизной снежных склонов на фоне яркой голубизны. Там, где из-за крутизны не было снега, темнели голые серые пики.
Было холодно, уныло и совершенно безжизненно. Не видно было ни одной полоски зелени, не слышно было птичьего щебета; только белизна снега, чернота скал и жесткая металлическая голубизна неба, столь же далекого и чужого, как и весь пейзаж.
О'Хара поплотнее запахнул куртку и посмотрел на другие сараи.
— Что это вообще за место? — спросил он.
— Это бывшие горные разработки, — сказал Родэ. — Медь и цинк. Вон там в горе — туннели. — Он показал рукой в конец посадочной полосы, и О'Хара увидел темные зияющие отверстия в скальной стене. — Но работать здесь невозможно, и добыча здесь никогда не велась. Ни один человек, даже живущие в горах индейцы, не может работать на такой высоте.
— Вы, значит, знаете эти места?
— Я хорошо знаю эти горы, — ответил Родэ. — Я родился неподалеку отсюда.
Они медленно шли вдоль полосы, и вскоре О'Хара почувствовал, что выдохся. Голова просто разламывалась, его подташнивало. Он тяжело дышал, с трудом всасывая разреженный воздух.
Родэ остановился и сказал:
— Не дышите с такой натугой.
— А что я могу сделать? — ответил О'Хара. — Мне же нужен воздух.
— Дышите естественно, без усилий, и получите достаточно воздуха. А если будете слишком глубоко заглатывать воздух, вы выдохнете из легких весь углекислый газ, а это нарушит формулу крови, и начнутся судороги. Ничего хорошего.
О'Хара умерил свое дыхание и сказал:
— Я вижу, вы разбираетесь в этих вопросах.
— Я когда-то изучал медицину, — коротко ответил Родэ.
Они дошли до конца полосы и заглянули вниз, за кромку обрыва. «Дакота» превратилась в груду металла. Правое крыло и хвост были оторваны. Родэ осмотрелся.
— Не стоит лезть прямо вниз. Найдем обходной путь. Это будет легче.
Им понадобилось много времени, чтобы добраться до самолета. Из кислородных баллонов сохранился только один. Его было довольно трудно отодрать от креплений и вынести наружу, так что пришлось поработать топором, все еще лежавшем на полу кабины.
Манометр на баллоне показывал, что кислорода в нем осталось всего треть, и О'Хара выругался в адрес Филсона за его скупердяйство. Но Родэ был удовлетворен.
— Ничего, этого нам пока хватит, — сказал он. — Ночь мы сможем провести в этом сарае.
— А если появятся коммунисты? — спросил О'Хара.
Родэ был невозмутим.
— Тогда будем защищаться, — спокойно ответил он. — Давайте все делать по очереди, сеньор О'Хара.
— Гривас считал, что они уже здесь. Что же могло их задержать?
Родэ пожал плечами.
— Какое это имеет значение?
Они не смогли притащить баллон к сараям без дополнительной помощи, и Родэ пошел туда один, захватив с собой несколько трубок с наконечниками и бутылку с керосином, натекшим из бака в крыле. О'Хара осмотрел обломки фюзеляжа в надежде найти еще что-нибудь полезное, в особенности съестное. Последнее может стать самой серьезной проблемой, подумал он. Но ему удалось найти только плитку молочного шоколада в кармане сиденья Гриваса.
Родэ возвратился, ведя с собой Форестера, Виллиса и Армстронга. Попарно, часто меняясь, они начали тащить баллон в гору. Это была тяжелая работа, и каждый раз они могли нести его не больше, чем двадцать ярдов. О'Хара прикинул, что в Сан-Кроче он один мог бы взвалить этот баллон себе на плечи и протащить его целую милю, но высота высосала всю силу из их мускулов, и они могли работать лишь несколько минут, а потом наступало изнеможение.
Когда, наконец, добрались до сарая, то увидели, что мисс Понски поддерживает огонь в очаге обломками двери, которую Виллис и Армстронг сняли с соседнего сарая и разбили камнями. Виллис очень обрадовался топору.
— Теперь нам будет намного легче, — заметил он.
Родэ дал кислород миссис Кофлин и Агиляру. Миссис Кофлин оставалась без сознания, а старику он принес сильное облегчение. Кровь прилила к щекам, глаза оживились. Его племянница в первый раз со времени катастрофы улыбнулась.
О'Хара, сел перед огнем, чувствуя, как его тело впитывает тепло, и развернул свои карты. Он выбрал из них нужную и в одном месте поставил карандашом крест.
— Здесь мы изменили курс, — сказал он. — Мы летели по курсу сто восемьдесят четыре чуть-чуть больше пяти минут со скоростью, скажем, двести сорок миль в час. Значит, пролетели примерно двадцать миль. И это приводит нас… сюда. — Он поставил еще один крест.
Форестер заглянул в карту через плечо О'Хары.
