Они добрались до посадочной полосы в полдень. Форестер чувствовал страшную слабость, его подташнивало, и когда они вошли в один из заброшенных сараев, он рухнул на пол, как подкошенный. Пибоди уже давно где-то отстал. Они не обращали внимания на его просьбы остановиться, и он шел все медленнее и медленнее, пока совсем не исчез из виду.
— Он скоро появится, — сказал Форестер. — Коммунистов он боится больше, чем меня. — Он язвительно улыбнулся. — Но я изменю его умонастроения и довольно скоро.
Родэ, хотя он и был привычен к горам, тоже чувствовал себя плохо. Он сел на пол сарая тяжело дыша и не в силах даже освободиться от своего мешка. Они сидели так около получаса, прежде чем Родэ смог начать действовать. Застывшими пальцами он расстегнул лямки и сказал:
— Доставайте керосин. Надо согреться.
Пока Форестер снимал и развязывал свой мешок, Родэ с маленьким топориком, взятым с «Дакоты», вышел наружу. Скоро послышался стук, и Форестер понял, что Родэ рубит что-то на дрова для костра. Он вынул из мешка бутыль с керосином, поставил ее рядом с собой и стал ждать возвращения Родэ.
Час спустя в середине сарая горел небольшой огонь. Родэ сложил пирамидой щепки и, чуть-чуть смочив их керосином, поджег. Форестер усмехнулся.
— Вы, наверное, были бойскаутом?
— Был, — ответил Родэ серьезно. — Отличная организация. — Он потянулся. — Теперь надо поесть.
— Что-то не хочется, — заметил Форестер.
— Верю, мне — тоже. Тем не менее надо. Мы должны перед завтрашним днем запастись энергией. — Он посмотрел в окно в сторону перевала.
Они подогрели банку фасоли, и Форестер с трудом проглотил свою порцию. Ему не хотелось ни есть, ни двигаться. Все члены его тела были словно наполнены ватой и болезненно откликались на любое усилие. Мозг тоже работал плохо, мысли были вялыми и все время разбегались. Он просто сидел в углу сарая, механически пережевывая фасоль и ненавидя каждую новую ложку.
— Господи, я чувствую себя просто ужасно, — проговорил он с трудом.
— Это — сороче, — сказал Родэ, зябко поводя плечами. — От этого никуда не денешься. — Он сокрушенно покачал головой. — Жаль, что у нас так мало времени на акклиматизацию.
— Но, когда мы вылезли тогда из самолета, так плохо ведь не было.
— Не забывайте, что тогда у нас был кислород. И мы довольно быстро двинулись вниз. Теперь понимаете, насколько опасна высота?
— Опасна? Я просто отвратительно себя чувствую, вот и все.
— Несколько лет тому назад в этих местах побывала американская экспедиция. Они поднимались в горы к северу отсюда. Один из ее членов потерял сознание, когда они были на высоте около пяти тысяч футов, как сейчас мы с вами. И хотя в группе был врач, тот все же умер, когда его стали спускать вниз. Так что все это очень опасно, сеньор Форестер.
Форестер слабо улыбнулся.
— В момент опасности нам надо называть друг друга по именам, Мигель, — сказал он. — Меня зовут Рэй.
Через некоторое время снаружи кто-то зашевелился.
— Это Пибоди, — сказал Родэ и подошел к двери. — Мы здесь, сеньор.
Пибоди ввалился в сарай и тут же растянулся на полу.
— Вы паршивые негодяи, — зашептал он. — Почему вы не подождали меня?
Форестер ухмыльнулся.
— Когда мы пойдем отсюда, мы пойдем быстро, — сказал он. — То, что было пока, это легкая воскресная прогулка по сравнению с тем, что ожидает нас в дальнейшем. Но ждать мы вас не будем, Пибоди.
— Ах вы, сукин сын! — прошипел Пибоди. — Я вам покажу.
Форестер рассмеялся.
— Я заставлю вас подавиться этими словами, но не сейчас, попозже. Времени будет достаточно.
Родэ протянул Пибоди банку с фасолью.
— Ешьте. А у нас есть дела. Пошли, Рэй.
— Я не хочу есть, — застонал Пибоди.
— Как хотите, — сказал Форестер. — Можете хоть уморить себя голодом. — Он встал и вышел из сарая вслед за Родэ. — Потеря аппетита — это тоже сороче?
Родэ кивнул.
— Теперь мы будем есть понемногу. Будем использовать резервы организма. Для подготовленного человека это нетрудно. Но для этого? — Он повернулся в сторону сарая. — Не знаю, сможет ли он все выдержать?
Они медленно шли по полосе в сторону «Дакоты». Форестеру показалось удивительным, что О'Хара нашел эту полосу слишком короткой. Для него она растянулась на несколько миль. Он брел по ней, механически переставляя ноги, а холодный воздух застревал в горле и рвал его легкие, и каждое усилие сопровождалось судорожным вздохом.
Наконец они дошли до края полосы и заглянули в обрыв, в место падения «Дакоты». Ее крылья были припорошены недавно выпавшим снегом, который смягчил углы изломанного фюзеляжа, острые края зиявших ран. Форестер сказал:
— Мне кажется, что с самолета ее не увидят. Снег здорово замаскировал ее. Так что если будут какие-нибудь поиски, с воздуха они ничего не найдут.
С трудом спустившись вниз, они проникли внутрь самолета через дыру, пробитую О'Харой. Внутри было сумеречно, и Форестер поежился, но не от холода, который здесь ощущался еще сильнее, а при мысли о том, что они находятся в трупе когда-то живого, дышащего существа. Он постарался отогнать от себя эту мысль и сказал:
— На багажной полке были какие-то ремни с пряжками. Они нам могут пригодиться. А в кабине, говорил О'Хара, есть перчатки.
— Хорошо, — сказал Родэ. — Я посмотрю впереди, что там можно найти.
Форестер пошел назад, и у него перехватило дыхание, когда он увидел останки Кофлина — куски мороженого мяса с торчащими костями на заднем сиденье. Он отвел глаза и посмотрел на багажную полку, где были ремни. Пальцы замерзли и не слушались его, движения были неуклюжи, но ему удалось отцепить четыре широких брезентовых ремня, которые можно использовать для их самодельных рюкзаков. Ему пришла в голову идея посмотреть также и ремни на креслах, но они были прикреплены к ним столь крепко, что без инструментов снять их было невозможно.
Подошел Родэ с ящичком — аптечкой первой помощи, который он обнаружил в кабине. Он положил его на сиденье, открыл и посмотрел содержимое.
— О, морфин, — сказал он с удовлетворением.
— Черт, — отозвался Форестер, — мы могли бы его дать миссис Кофлин.
Родэ вытащил одну ампулу, потом другую, осмотрел их.
— Нет, не могли бы, они все разбиты.
Он взял из ящичка несколько бинтов, пузырек с какими-то таблетками.
— Это аспирин, — сказал он. — Пузырек треснул, но таблетки все целы. Они нам пригодятся. — Они взяли по таблетке, положили в рот, и Родэ сунул пузырек в карман. Больше ничего из аптечки использовать было невозможно.
Форестер прошел в кабину. Тело Гриваса лежало в какой-то неестественной позе, глаза с застывшим удивлением смотрели на приборную доску. Форестер сделал шаг вперед, и его нога задела какой-то предмет, со звяканьем отлетевший в сторону.
Он посмотрел вниз и увидел револьвер.
«Боже мой, — подумал, — как же мы забыли о нем?» Это был револьвер Гриваса, о котором в суматохе совершенно забыли. Он бы очень пригодился сейчас внизу, но говорить об этом уже не имело смысла. Он нагнулся и поднял его. Металл был холодным и обжег ему руку. С минуту он простоял в нерешительности, затем положил револьвер в карман, думая и о Пибоди, и о том, что может их ждать на
