В течение некоторого времени они наблюдали за облаком. Вдруг Армстронг сказал:
— А между прочим, для нас это, может, не так уж и плохо. Я думаю, оно спустится еще ниже. Сплошной густой туман будет нам на руку.
Когда до окончания перемирия оставался час, первые серые завитки тумана стали закручиваться вокруг моста. Вдруг О'Хара резко привстал. Послышался рокот мотора, и на другом берегу появилась еще одна машина — большой «Мерседес», остановившийся сразу за грузовиками. Из его салона вылез человек в аккуратном штатском костюме. О'Хара отметил его крепкое телосложение, широкие квадратные плечи, крупные черты лица. Он толкнул Армстронга локтем в бок.
— Комиссар приехал.
— Русский?
— Даю голову на отсечение, — сказал О'Хара.
Русский, если он и впрямь был русским, стал совещаться с кубинцем. Их разговор сразу же приобрел характер спора, причем кубинец яростно жестикулировал, а русский стоял, засунув руки в карманы, неподвижно, подобно каменной глыбе. Он в конце концов, видимо, и победил, так как кубинец неожиданно резко повернулся и обрушил целый поток каких-то приказов. Люди мгновенно забегали, и весь берег превратился в подобие муравейника.
С фантастической скоростью четыре человека закончили снимать брезент с грузовика. Кубинец что- то прокричал русскому и замахал руками. Русский постоял немного, глядя на ущелье, лениво повернулся и небрежной походкой направился к своему автомобилю.
— Боже мой, они собираются нарушить перемирие, — сказал О'Хара, нахмурившись. Схватил лежавший рядом заряженный арбалет, и в тот же момент воздух распорола пулеметная очередь. — Быстро идите к требуше!
Он тщательно прицелился в спину русского, выстрелил и тут же с ужасом понял, что промахнулся. Стал перезаряжать арбалет и услышал грохот — это Виллис нажал на спусковой рычаг требуше. Подняв голову, посмотрел на мост — камень пролетел мимо. Но не это заставило похолодеть его сердце, он, наконец, увидел, что находилось под брезентом: шесть человек сняли с грузовика и тащили к ущелью готовую мостовую конструкцию. Они уже начали заходить на мост, и уже бежали к мосту вооруженные люди, готовые, как только будет возможно, переправляться на другой берег. Одной арбалетной стрелой здесь ничего не сделаешь, а времени для перезарядки требуше уже нет. Противник может оказаться здесь в считанные минуты.
Он что есть силы закричал Виллису и Армстронгу:
— Уходите! Идите на дорогу — и к лагерю! — А сам с арбалетом в руке побежал, прячась за камнями, ближе к мосту.
Один человек уже перешел мост и двигался зигзагами, держа наготове автомат. О'Хара, сидя в засаде, стал целиться, выжидая, когда тот подойдет поближе. Туман сгущался, видимость ухудшалась, и он дождался, когда противник приблизился на расстояние ярдов двадцать. Тогда и выстрелил. Болванка ударила человека прямо в грудь и прошла через него почти целиком. Он хрипло вскрикнул и, вскинув руки вверх, упал. В последний момент палец, сведенный предсмертной судорогой, надавил на спусковой крючок.
О'Хара увидел, что следовавшая за ним группа тоже вышла на берег, и, не раздумывая, повернулся и побежал. Последнее, что он успел схватить краем глаза, была распростертая на земле фигура, содрогавшаяся от толчков автомата, стрелявшего наугад до тех пор, пока в магазине не кончились патроны.
Глава 7
I
Родэ яростно врубался в ледяную стену топориком, который он с отвращением поднял у тела Пибоди. Теперь он очень пригодился ему и использовался по своему прямому назначению — для спасения их жизней. Форестер лежал вдали от обрыва, под стеной, словно сверток старой одежды. Родэ снятым с Пибоди пальто постарался укутать Форестера как можно лучше. Труп столкнул вниз в пропасть, и тот навсегда исчез в клубах сгустившегося тумана.
Надвигавшаяся ночь обещала быть очень трудной. Карниз, на котором они находились, был уже скрыт туманом, небо начало посылать короткие снежные залпы. Поднялся ветер, и им просто необходимо было хоть какое-нибудь убежище.
Родэ подошел к Форестеру, наклонился над ним, поправил сползший с головы капюшон, затем возобновил свою борьбу со льдом.
Форестер никогда в жизни не испытывал такого холода. Руки и ноги окоченели, зубы не прекращали лязгать. Он так замерз, что когда от груди шла волна острой боли, был рад ей, потому что, как ему казалось, она согревала его. Кроме того, она не давала ему впасть в забытье. Он понимал — во что бы то ни стало должен быть в сознании: Родэ удалось внушить ему эту мысль несколькими пощечинами.
«Был же на шаг от гибели», — думал он. Еще одно усилие со стороны Пибоди, и нож перерезал бы веревку. И тогда он устремился бы в пропасть, к смерти на крутом снежном склоне далеко внизу. Родэ без колебаний принял решение убить Пибоди в критический момент, хотя раньше он и слышать об этом не хотел. А может, он придерживался мысли, согласно которой тратить силы нужно только тогда, когда это необходимо.
Волна боли неожиданно накатила на него, и он, стиснув зубы, ждал, когда она пройдет. Спустя некоторое время он поднес руку к лицу и начал энергично его растирать. Слезы текли по щекам и тут же замерзали. Об этом Родэ ему тоже говорил — мудрейший человек Родэ, который, казалось, знал все.
После убийства Пибоди Родэ некоторое время неподвижно стоял, держа веревку туго натянутой. Он боялся, что труп соскользнет с карниза и утянет за собой Форестера. Затем стал пытаться вогнать ледоруб глубже в снег, чтобы он крепче держал веревку, но под снегом обнаружился лед, и одной рукой вонзить ледоруб достаточно глубоко было невозможно.
Тогда он сменил тактику. Взял ледоруб и осторожно, чтобы не упасть всем вместе в пропасть, стал вырубать во льду две выемки, куда бы он мог твердо поставить ноги. Это дало возможность выпрямиться и начать потихоньку тянуть веревку. Но решил пока не прилагать слишком больших усилий, потому что не знал, насколько она прочна.
Немного передохнув, начал вырубать во льду глубокую борозду в форме окружности. Это было довольно трудно, потому что Виллис насадил ледоруб под острым углом, и пользоваться им как топором было очень неудобно. Понадобился час неимоверных усилий, чтобы закончить борозду, после чего он отвязал веревку от своей талии и, сделав петлю, накинул ее на сделанное изо льда подобие гриба. Теперь он мог свободно подойти к краю карниза. Но прежде немного помедлил, разминая ноги, чтобы восстановить кровообращение.
У обрыва он лег на живот и заглянул за край, вниз. Форестер был без сознания, его обмякшее тело раскачивалось на веревке как манекен. Голова болталась из стороны в сторону.
Веревка сильно истончилась в том месте, где Пибоди остервенело поработал ножом, и Родэ, взяв запасной кусок, обмотанный вокруг талии, крепко привязал его выше и ниже места возможного разрыва. Потом стал медленно вытягивать безжизненное тело Форестера наверх.
О том, чтобы в этот день идти дальше, не могло быть и речи. Форестер не мог двигаться. Когда он сорвался, веревка безжалостной петлей сдавила его грудь, и Родэ, осторожно обследовав ее, пришел к выводу, что Форестер получил трещины, если не перелом, ребер. Он хорошенько укутал его, положил у ледяной стены и задумался над тем, что делать дальше.
Место для ночевки было неподходящим даже в случае хорошей погоды, а то, что ожидало их, было
