когда я попросил его об этом.
Мой русский после прибытия Слэйда стал быстро улучшаться.
Приближался конец отсидки Джонни, и его перевели в общежитие. Это означало, что он уже работал и за пределами тюрьмы. Считалось, что это помогает преступнику постепенно акклиматизироваться во внешнем мире. Впрочем, я не заметил каких-либо перемен в Джонни Свифте. Но мои встречи с ним стали крайне редкими. Мы встречались иногда во время прогулки, перебросившись парой фраз. И все. Я стал высматривать кого-нибудь еще, кто мог бы помочь мне связаться со скарперами, устраивающими побеги заключенных, если эта чертова организация вообще существовала. В любой момент меня могли перевести в другую тюрьму, возможно, особо укрепленную и охраняемую, а это меня совершенно не устраивало.
Прошло пятнадцать месяцев, день в день, прежде, чем что-то произошло. Я жадно глотал прокопченный воздух на прогулочном дворе, когда там появился Джонни Свифт и жестом подозвал меня к себе. Я неторопливо двинулся в его сторону и поймал футбольный мяч, который он как бы случайно отпасовал мне. Я подкинул его раза два и, подбежав к Джонни, отдал мяч ему.
— Ты по-прежнему хочешь выбраться отсюда? — спросил он и ногой послал мяч через двор.
Я почувствовал, как напряглись мои мускулы.
— А что, есть предложение?
— Ко мне подходили, — сообщил он. — Если ты еще интересуешься этим, можно продолжить.
— Очень даже интересуюсь. С меня уже хватит всего этого.
— Пятнадцать месяцев! — с насмешкой произнес он. — Это пустяки. А у тебя башли есть?
— Сколько надо?
— Пять тысяч только для начала, — сказал Джонни. — Причем, их надо выложить до того, как тебя выудят.
— Господи, это же громадные деньги!
— Мне сказали, что это аванс на предварительные расходы. Он не возвращается. Основная плата будет еще больше.
— Сколько?
— Не знаю. Это все, что мне сказали. Они хотят знать, как скоро ты можешь выложить пять тысяч.
— Я могу достать их, — сказал я. — У меня припрятаны пять тысяч в Южной Африке, о которых никто не знает. — Я осмотрел двор и увидел Хадсона, медленно фланирующего среди заключенных.
— Мне понадобится чек Стандарт-банка в Южной Африке, отделение Хоспиталл-хилл, Иоганнесбург. Понял?
Он медленно повторил и кивнул головой.
— Понял.
— Я подпишу его, и они получат по нему деньги. Это будет не трудно, хотя сделать это надо в Южной Африке.
— Но на это понадобится некоторое время, приятель, — сказал Джонни.
Я невесело улыбнулся.
— У меня в распоряжении девятнадцать лет. Но все же попроси их поторопиться. Я боюсь, что меня вывезут отсюда.
— Внимание, поблизости Хадсон, — сказал Джонни. — С тобой свяжутся. — Он вдруг рванулся в сторону, перехватил чью-то передачу и побежал с мячом вперед. Следом за ним присоединился к игре и я.
Чек объявился десять дней спустя. Его принес один вновь прибывший и тайком передал его мне.
— Мне сказали, это для тебя. — Шепнул он. — Когда подпишешь, отдай Шервину.
Я знал Шервина, который уже кончал отсидку.
— Погоди, — сказал я. — Что-нибудь еще?
— Больше ничего, — пробормотал тот и отошел от меня. Этим вечером я разложил свои книги на столе и начал заниматься как обычно. Я грыз русский язык и, по-моему, делал большие успехи. Произношение мое сильно улучшилось с тех пор, как в тюрьме появился Слэйд, хотя для заочного обучения это значения не имело. Я посидел над книгами с полчаса, затем вынул чековую форму и, разгладив ее, положил перед собой.
Я уж почти забыл, как выглядят такие вещи, и теперь, видя знакомые слова, почувствовал себя так, словно мне в нос ударило пылью с иоганнесбургских терриконов. Сумма была уже вписана — десять тысяч рэндов. Густовато кладут парни, — подумал я. В результате инфляции фунт стерлингов по сравнению с рэндом похудел, и теперь указанная сумма составляла 5650 фунтов. Они рассчитывали на то, что я этого не знаю, а когда узнаю, будет поздно.
Я вписал дату, поставил свою подпись — причем, вовсе не Дж. А. Риарден — и вложил чек между страницами грамматики русского языка.
Кто же все-таки я — умница или дурак из дураков? Кто-то мог здорово провести меня, — тот же Джонни, к примеру. И если это был он, то плакали мои пять тысяч ни за что, ни про что. Но тут я учитывал и человеческую жадность: если предполагалось, что в том источнике, откуда изъята первая сумма, есть значительные запасы, то из него попытаются черпануть еще раз — только тогда деньги можно получить уже после предоставления услуг и если они окажутся успешными.
На следующее утро я передал чек Шервину, который искусно зажал его между пальцами, и я понял, что он без особого труда переправит его на волю. Шервин был карточным шулером, и никто в тюрьме не смел и мечтать о том, чтобы выиграть у него. Он мог делать с колодой все, что угодно, — заставить ее плясать и петь песни, так что спрятать чек было для него парой пустяков.
И я стал ждать и гадать, на какие такие расходы эта шайка потратит пять тысяч фунтов стерлингов.
Шли недели, но ничего не происходило. Я прикинул, что для того, чтобы получить деньги по чеку и привезти их в Англию, понадобится чуть больше недели. Пять недель прошли без всякого результата, и меня охватило беспокойство.
Вдруг все разрешилось очень быстро.
Было свободное время, когда мы могли общаться друг с другом. Смитон читал мне нотацию за то, что я где-то недостаточно чисто убрал — признак моей нервозности. Подошел Косгроув с шахматной доской под мышкой. Он подождал, пока Смитон закончит свои наставления и сказала:
— Не огорчайся, Риарден. Давай сыграем.
Я был знаком с Косгроувом. На воле он занимался организацией хищений товаров — в основном, сигарет и виски. Кто-то настучал на него, его схватили и засунули на десять лет. Сейчас он сидел уже шестой год и при удачном стечении обстоятельств мог года через два очутиться на свободе. Он был чемпионом зала «Си» по шахматам и вообще хитрым и умным человеком.
Я рассеянно сказал:
— Не сегодня, Косси.
Он искоса посмотрел на Смитона, стоявшего в двух шагах.
— Ты что, не хочешь выиграть по-большому?
— Выиграть по-большому? — удивился я.
— Ну да, большой турнир. — Он протянул доску. — Я тебя проинструктирую на этот счет, если поиграешь со мной.
Мы нашли свободный стол в углу зала, подальше от Смитона, и сели. Я спросил:
— В чем дело, Косей?
— Я твой посредник, — сказал он, расставляя фигуры. — Будешь говорить только со мной, больше ни с кем. Понятно? — Я коротко кивнул, и он продолжал: — Начнем с обсуждения денег.
— Если так, то сразу и кончим, отрезал я. — Ваша шарага уже поимела от меня пять тысяч, а я что-то пока ничего не вижу.
— Ты же видишь меня? — Он оглянулся кругом. — Ты давай играй… Твой ход. — Я сыграл с2-сЗ, и он засмеялся. — А ты осторожный парень, Риарден. Как тихонько начал.
— Прекрати финтить, Косей. Если есть, что сказать, говори.
