— Неправильно. То было в ноябре того же года. Надо лучше учить.
— Я выкручусь с этим, если понадобится.
— Может быть, но надо работать без швов. Никаких трещин, которые надо залеплять.
И я снова по уши погружался в бумаги, хотя и с некоторой досадой. Господи, разве должен человек помнить каждую минуту своей жизни? Но, в сущности, Макинтош был прав. Чем больше я буду знать о Риардене, тем лучше.
Наконец, все было кончено, и Макинтош возвращался в Англию. Он сказал:
— Местные полицейские несколько встревожены по вашему поводу. Они не понимают, почему выбрали для этой работы вас и зачем я подцепил австралийского иммигранта и заставил его изображать Риардена. Боюсь, вам не придется вновь вернуться сюда.
— А они не проболтаются?
— Нет, не будет никаких разговоров, — заверил меня Макинтош. — Во-первых, о вас знают всего лишь несколько человек из высшего командования и они понятия не имеют, в чем вообще дело. Именно это их и беспокоит. Но они прекрасно понимают, что все совершенно секретно, на дипломатическом уровне и связано с государственной безопасностью. Что касается среднего и низшего звена полиции, — что ж, они будут удивлены, когда им сообщат, что Риардена посадили в Англии, но это принесет им только облегчение, и на время они вычеркнут его из своих списков.
— Если вы правы относительно «Скарперов», то они ведь проведут тщательное расследование здесь, в Южной Африке.
— Ничего не найдут, — сказал он с уверенностью. — Что ж, вы здорово поработали, Станнард. — Он улыбнулся. — Когда все будет позади, вы, возможно, получите медаль. Со страховой компанией, которую мы собираемся ограбить, втихую уладят, принесут им извинения, и на вашей репутации не останется никакого пятна.
— Если дело выгорит, — заметил я. — Если нет, я буду висеть на этом треклятом дереве. — Я посмотрел ему прямо в глаза. — Хотел бы я получить некоторую страховку… Я понимаю, что вы помешаны на секретности, и это правильно. Вы организовали все так, что только три человека знают об этой операции — вы, я и еще один. Я хочу знать, кто этот «еще один» — на случай, если что-то случится с вами. Представляете, в каком положении я окажусь, если вы попадете под автобус?
— Это справедливо, — подумав, сказал он. — Это моя секретарша.
— Ваша секретарша, — механически повторил я.
— О, миссис Смит очень хорошая секретарша, — сказал он. — Очень деловая. Она сейчас вовсю занимается этой операцией.
Я кивнул.
— Еще кое-что. Я сейчас перебирал в уме всякие возможности. Что будет, если меня извлекут из тюрьмы, а Слэйда нет?
— Тогда вы, разумеется, выходите на «Скарперов».
— А если Слэйда извлекут, а меня нет?
Макинтош пожал плечами.
— В этом вашей вины не будет. Придется передать дело обыкновенным властям. Не скажу, что мне нравится такая перспектива.
— А теперь скажите-ка вот что. Предположим и я, и Слэйд убегаем из тюрьмы. Что дальше?
— Ага, — сказал он. — Я понимаю, что вы имеете в виду.
— Надеюсь, что да. Что важнее? Нанести удар по «Скарперам» или затолкать Слэйда обратно в тюрьму?
Он помолчал с минуту.
— Слэйд, несомненно, более важен, хотя в идеале мне бы хотелось, чтобы вам удалось решить обе проблемы. Что касается возвращения Слэйда в тюрьму — смотрите сами. Если он вдруг… умрет, я плакать по нему не буду. Самое главное, чтобы он не вышел на свободу.
— Он бросил на меня быстрый взгляд своих голубых глаз. — Мертвые не говорят.
Значит, дело обстояло так. Приказано убить Слэйда — на мое усмотрение. Я начал понимать премьер-министра, у которого было особое мнение насчет Макинтоша. Иметь приближенного палача, действительно, довольно неловко…
На следующий день Макинтош уехал в Англию. Я последовал за ним два месяца спустя, получив еще одно письмо от Люси. Преступление было подготовлено.
Глава шестая
1
Погруженный в свои размышления, я держал в руке стакан и задумчиво смотрел на бренди, но не выпил ни капли. Время выпивок прошло, настало время раздумий. И думать мне надо было очень о многом.
Все произошло так, как планировал Макинтош. Преступление, суд, тюрьма, Слэйд — и «Скарперы». Но потом пошло наперекосяк. «Скарперы» оказались чрезвычайно хорошо организованной бандой и не менее внимательной к вопросам секретности, чем любая профессиональная шпионская группа. И вот я находился внутри нее, но был так же далек от того, чтобы расколоть ее, как если бы оставался в Южной Африке.
И все из-за этого проклятого шприца в трайлере, которого я не ожидал, как не ожидал и этого заключения. Впрочем, в чем-то я мог их понять. Они работали по принципу: «знай только то, что нужно». А тому, кто совершал побег, знать в подробностях, как это произошло — не нужно. Освободился — и все тут. Эти ребята оказались профессионалами высокого класса.
И я потерял Слэйда.
Это было хуже всего, и Макинтош выпустит мне кишки, если удастся когда-нибудь прошмыгнуть мимо Пончика. Полученные мной указания были, хотя и не прямыми, но ясными: при малейшей опасности того, что Слэйд окажется на свободе, его следовало убить. Я мог перерезать ему горло бритвой, когда он спал, или задушить его электрическим шнуром от лампы. Я не сделал ни того, ни другого.
Разумеется, если бы я однажды ночью убил Слэйда, то уже утром был бы покойником. Но я медлил вовсе не поэтому. Поразмыслив, я сделал ряд заключений: что мы со Слэйдом будем перемещаться вместе: что у меня сохранялся шанс убежать отсюда, захватив с собою Слэйда; что моя легенда все еще надежна. Ни одно из этих заключений не оправдалось, и ситуация, в которой я пребывал, оказалась скверной.
Я лежал на кровати, сцепив на затылке руки и недоумевал, как же все-таки они просекли подмену. Пончик пытался уверить меня, что я не Риарден на основании отпечатков пальцев, извлеченных из его досье на «Джон Форстер Сквер». Это была гнусная ложь, потому что я сам лично под наблюдением Макинтоша подменил отпечатки пальцев Риардена своими. Если Пончик знал, что я не Риарден, то, безусловно, не из-за отпечатков пальцев. Тогда почему он пытался обмануть меня?
Я напряженно думал, строя одну гипотезу за другой Допустим, Пончик только подозревает, что я не Риарден и берет меня на пушку. Но я не поддался и потребовал предъявить мне отпечатки пальцев, которые у него, скорее всего, отсутствовали, а если и были, то вполне соответствовали моим.
В конечном счете все сводилось к дилемме: либо Пончик точно знал, что я не Риарден, либо подозревал это. В обоих случаях проблема состояла в том, чтобы понять, как он дошел до этого. Где я допустил ошибку?
Я перебрал в голове все свои действия, начиная с прибытия в Англию, и не обнаружил никаких промахов. Я не совершил ничего такого — ни словом, ни делом, что поставило бы под сомнение мою легенду, и это привело меня к жуткой мысли, что где-то произошла утечка информации.
Я стал думать о Макинтоше. Вот вам крутой, безжалостный, целеустремленный негодяй, который
