1
Маскелл оказался невысоким полным человеком с умными карими глазами и очень гордым и независимым видом. Его представили мне незадолго до предъявления обвинения, и он нисколько не смутился тем обстоятельством, что ему придется работать с уголовником. Юриспруденция вообще странная профессия, обыденная мораль с трудом уживается с ней. Респектабельный и популярный адвокат как тигр борется за своего клиента — убийцу и насильника, и будет принимать искренние поздравления, если того оправдают. А потом, вернувшись домой, сядет сочинять письмо в редакцию газеты «Таймс» о росте преступности. Шизофреническая профессия.
Позже, познакомившись с Маскеллом поближе, я сказал ему об этом. Он мягко возразил:
— Мистер Риарден, виновны вы или нет решат двенадцать присяжных. Для меня вы ни то, ни другое. Моя задача — вы явить факты и представить их как аргументы дела. И, заметьте, мне платят за это деньги.
Мы уже находились в суде, и он, сделав широкий жест рукой, сказал не без доли цинизма:
— Кто сказал, что преступность невыгодна? Наоборот, вот здесь находятся человек пятьдесят, непосредственно вовлеченных в это дело, — начиная от делопроизводителей и кончая судьей, и все они с его помощью кормятся. А такие, как я и Его светлость судья, — значительно лучше, чем другие. Так что мы процветаем за счет таких людей, как вы, мистер Риарден.
Но это было позже. А в первый раз, когда меня представили Маскеллу, он торопливо сказал:
— О деталях поговорим, когда станет ясно, о чем идет речь в целом.
В целом же, когда мне предъявили обвинение, речь шла о грабеже с применением насилия — нападении на Джона Эдварда Харте, служащего Главного почтового ведомства, и краже брильянтов, собственности компании «Льюис и ван Всльденкамп, Лимитед», на сумму 173000 фунтов стерлингов.
Услышав это, я чуть не рассмеялся. Добыча оказалась намного крупнее, чем ожидал Макинтош, — если, конечно, господа Льюис и ван Вельденкамп не пытались объегорить страховую компанию. Но я сохранил унылое выражение лица, и когда прочитали обвинение, спросил Маскелла:
— Ну, что теперь?
— Я увижусь с вами через час в полицейском суде. Чисто формальное дело. — Он потер подбородок. — Тут такая сумма замешана… Нашли они брильянты?
— Спросите у них. Я о брильянтах ничего не знаю.
— Вот как! Должен вам сказать, что если эти брильянты, скажем так, еще гуляют, то мне вряд ли удастся добиться, чтобы вас выпустили под залог. Но я попытаюсь.
Процедура в полицейском суде заняла всего минуты три. Она была бы еще короче, но Бранскилл сделал стойку и стал протестовать против залога.
— Брильянты еще не найдены, Ваша честь, и если арестованного выпустить под залог, их, смею вас уверить, никогда не найдут. К тому же учтите, что если бы мы не задержали его вчера, он сегодня утром был бы уже в Швейцарии.
— Вы полагаете, что он и сейчас может удрать? — спросил судья.
— Безусловно, — твердо сказал Бранскилл. — И есть еще одно обстоятельство. Арестованный обвиняется не только в грабеже, но и в насилии. Насилие фигурирует и в его полицейском досье. Я опасаюсь за свидетелей.
Тут он немного перестарался.
— Вы думаете, что он покинет страну и вместе с тем начнет мстить свидетелям? — спросил судья с вежливым недоумением. — Сомневаюсь, что это ему удастся. Однако, учитывая все обстоятельства и особенно то, что брильянты не найдены, я склонен согласиться с вами. В отпуске под залог отказано.
Бранскилл сел на стул, а Маскелл пожал плечами и положил какие-то бумага обратно в портфель. А я получил перспективу быть судимым в Главном уголовном суде. Значит, мне предстояло увидеть внутренность Олд-Бейли.
Прежде, чем меня увели, Маскелл сказал мне несколько слов.
— Теперь я попытаюсь выяснить, насколько обоснованны обвинения против вас. Я переговорю со следователями, а потом мы с вами вместе все обсудим. Если вы хотите о чем-то сказать мне заранее, говорите. Хотя завтра мы так или иначе увидимся.
Арестованный на предварительном следствии теоретически считается невиновным. Практически он, так сказать, нейтрален — ни виновен, ни невиновен. Пищу ему дают хорошую, кровать мягкая, в общем никаких ограничений. За исключением одного — он не может покидать тюрьму. Ну, все сразу иметь невозможно.
Маскелл пришел ко мне на следующий день. Мы расположились в одном из следственных кабинетов. Он задумчиво посмотрел на меня и сказал:
— Обвинение против вас весьма серьезно, мистер Риарден. Весьма. Если вам не удастся убедительно доказать, что преступление совершено не вами, боюсь, вас осудят.
Я собрался ему ответить, но он поднял руку.
— Об этом потом. Сначала вот, что. У вас есть деньги?
— Около ста пятидесяти фунтов. Я, правда, не заплатил по счету в отеле, не успел. Мне не хотелось бы жалоб из отеля, так что в моем распоряжении, скажем, фунтов сто.
Маскелл кивнул.
— Вы, наверное, знаете, что мне оплата этого дела гарантирована. Но защищать вас в суде должен защитник, а защитники, особенно такого ранга, который понадобится в вашем случае, стоят дорого. Сто фунтов — сумма явно для этого недостаточная.
Я пожал плечами.
— К сожалению, это все, чем я располагаю. — Это было не совсем так, но я прекрасно понимал, что никакой защитник не поможет мне в этом деле, так что не имело смысла бросать деньги на ветер.
— Понятно. Что ж, в таком случае вам назначат защитника в суде. Только уж не по вашему выбору. Впрочем, я постараюсь, используя свое влияние, нажать кое на какие пружины, и, может, вам достанется нужный человек. — Он взял папку и раскрыл ее. — А теперь расскажите мне подробно как провели то утро. — Он помолчал. — Мне, в частности, уже известно, что вы тогда не завтракали в отеле.
— Я плохо спал ночью, поэтому встал рано и вышел погулять.
Маскелл вздохнул.
— Куда же вы направились, мистер Риарден?
Я подумал.
— Я направился в Гайд-парк и дошел до Круглого пруда. Там расположен Кенсингтонский дворец, — интересное здание. К сожалению в тот ранний час он был еще закрыт.
— Я понимаю, что рано утром в Гайд-парке и в Кенсингтон-гарденс народу немного. И все же, говорили вы с кем-нибудь по дороге? Расспрашивали о чем-нибудь? О времени открытия дворца, например?
— Да нет, некого было расспрашивать.
— Хорошо. Что вы делали дальше?
— Я вернулся на угол Гайд-парка и затем пошел к Грин-парку. Затем по Бонд-стрит к Оксфорд-стрит; шел и глазел на витрины.
— Это в какое время было?
— Точно не знаю. Что-то девять пятнадцать, может быть. Я ведь просто так прогуливался. Посмотрел на Берлингтонскую аркаду, потом опять по Бонд-стрит. Смотрел на витрины, как я сказал. Замечательно. Ничего подобного в Южной Африке нет.
— И ни с кем не разговаривали?
— Если в я знал, что мне понадобится алиби, то, конечно, поговорил бы, — сокрушенно сказал я.
— Разумеется, — сказал Маскелл. — Итак, вы пришли на Оксфорд-стрит. Дальше что?
— Так. Я ведь не завтракал, так что нашел какую-то забегаловку, взял несколько бутербродов, пива. Поговорил с барменом, ирландцем. Он должен помнить меня.
