Между тем никто не поднялся и не поздоровался со мной. Никто не представил меня мистеру Нотткатту и не предложил мне сесть. Постояв некоторое время у двери в положении слуги, которого вызвали, чтобы дать ему какое-то поручение, я вынужден был сам прервать неловкое молчание и сказать, обращаясь через всю комнату к Аугустусу Уиллеру:
— Мистер Уиллер! Встревоженный вашими письмами, я поспешил приехать сюда из Ноттингема. Приношу извинения, что появился здесь в походной одежде, но по тону ваших писем я понял, что дело не терпит отлагательств. Я должен спросить у всех присутствующих здесь джентльменов, насколько это правильно — выводить мисс Клементи на публичное шоу в Королевском обществе. Считаете ли вы, что ее нервы выдержат подобную процедуру после всего, что вы видели на последнем сеансе? — Сказав это, я подумал о том, что полное безразличие, которое проявляла Мария, является, скорее всего, следствием употребления ею содержимого склянки.
Нотткатт, продолжавший стоять у камина, оглядел меня с ног до головы и надменно спросил:
— Кто вы такой? И какое вы имеете право вмешиваться?
Мортимер поспешно представил меня ему, но его имя назвать мне не соизволил, обращаясь со мной так, как обращался бы со слугой, который принес уголь для камина. От этого, должен вам признаться, он стал мне еще более неприятен, чем раньше. Представляя меня, Мортимер называл Нотткатта Сандором. «Что за странное имя, — подумал я про себя. — Какая нечистая история за ним стоит?»
Вся атмосфера комнаты была странной и недопустимо интимной. Казалось, что здесь собралось тайное общество, и я почувствовал себя так, будто попал на шабаш ведьм. И все же необходимо было действовать, поэтому я сказал, обращаясь к Марии:
— Мисс Клементи, говорил ли вам кто-нибудь о том сильнейшем физическом и эмоциональном напряжении, которое вам придется испытать, согласившись перенести состояние транса? Сказали ли вам о том, что вы кричали «Пожар!» и вели себя так, будто на самом деле горите? Довел ли до вашего сведения вот тот джентльмен, который сейчас прячется в углу, вжимаясь в него так, словно он хочет раствориться в стене, — довел ли этот джентельмен до вашего сведения, что он уже дважды писал мне на прошлой неделе, и писал о том, что боится провести с вами еще один сеанс, да к тому же перед аудиторией, ведь вы окажетесь беззащитной перед огромной толпой мужчин и женщин? Подумайте, мисс Клементи, на что вы даете согласие. Заклинаю вас, подумайте!
Я напрасно так распылялся. Если после первого вопроса Мария кивнула мне с безразличным видом, то в ответ на остальные она, продолжая лежать, сделала ленивое движение — такое, будто хотела пожать плечами. Ждать от нее было нечего. Я почувствовал, в каком глупом положении оказался, и еще больше разозлился на Уиллера, который вызвал меня сюда, а теперь не принимает никакого участия в разговоре по той причине, что боится навлечь на себя недовольство Нотткатта.
— Уиллер! — прокричал я тогда. — Неужели вы готовы подвергать риску здоровье этой женщины, неужели позволите ей пройти через такое публичное унижение?
Несколько секунд он смотрел на меня, но затем перевел взгляд на Габриэля Мортимера, который недовольно нахмурился. Никто из присутствовавших в комнате — ни праздно наблюдавшие за всем мужчины, ни безразлично лежавшая женщина — не сделал ни единого движения. В пристальном взгляде Нотткатта появилась угроза. Еще немного, и он позовет слугу и прикажет выпроводить меня вон. Подумав о том, что подобного позора допускать не стоит, я ушел сам, к чему присутствующие выказали полное безразличие.
Выходя, я проговорил:
— Я пойду к Хампфри, президенту Королевского общества, и изложу ему суть дела. Я скажу ему, что это представление (иначе его и не назовешь!) необходимо отменить.
— Делайте что хотите, — буркнул Нотткатт таким тоном, будто отпустил замечание насчет погоды за окном.
Я вышел из комнаты, чувствуя себя полным идиотом, которого только что выставили за дверь. Уиллер, вызвавший меня в Лондон специально для того, чтобы я защитил его от тех двоих, принял их сторону, и даже Мария из каких-то непонятных соображений готова была участвовать в этом шоу. Может быть, ее запугали, или причиной тому явилось ее непомерное тщеславие? Понять этого я не мог.
Сэр Хампфри Дэви, которого мы, владельцы угольных месторождений, имеем все основания восхвалять и которому я имел честь быть представленным, будучи еще мальчиком, в это время находился не в Лондоне. Однако меня направили в дом другого члена сего высокочтимого общества, который, как меня заверили, мог быть мне полезен.
Этот джентльмен, мистер Пломер (увы!), сказал мне именно то, чего я и ожидал: уже было разослано много приглашений, и люди их приняли; согласились приехать и те, кто живет довольно далеко. Теперь уже невозможно вовремя проинформировать всех приглашенных, что демонстрация сеанса мистера Уиллера отменяется. Тогда я сообщил ему, что Мария Клементи, вероятно, знает некоторые подробности этого ужасного нападения на мистера Франкенштейна и что возможность дачи свидетельских показаний и была одной из причин, побудивших прибегнуть еще к одной попытке восстановить ее речь. И если она выложит всю информацию в открытую перед публикой, то присутствующие в зале дамы могут испытать слишком сильное потрясение, а кроме того, давать свидетельские показания против злостного преступника подобным способом явно нежелательно. Не исключено, что он сам будет при этом присутствовать. Мистер Пломер только покачал головой, проговорив при этом самую безнадежную фразу: «Как жаль, что я не знал об этом раньше!»
Наука — дама безжалостная. Ей не важно, что тебя трясет лихорадка, что ради нее ты перестаешь считаться с Божественными законами. Выполняя ее капризы, один человек может ограбить другого, разорить его дом и разрушить семью. Однако пристойность не уступает науке в суровости. Я доказывал, что нахожу крайне неприличным, чтобы мисс Клементи, молодая женщина, была подвергнута столь суровому испытанию перед огромной аудиторией и во время этого с ней не было бы ни единого человека, желательно ее же пола, который мог бы, если понадобится, оказать ей поддержку. Это заставило моего слушателя задуматься.
Пломер, явно встревоженный моим последним заявлением, проговорил:
— Гуделл, я не знаю, обоснованны ли ваши подозрения по поводу демонстрационного сеанса мистера Уиллера (хотелось бы мне надеяться, что вы ошибаетесь!) или нет, но приглашения уже разосланы, и изымать их — увы! — теперь нет времени. Так что придется все оставить как есть. Однако тот факт, что у мисс Клементи нет подходящей помощницы, очевиден. Не могли бы вы кого-нибудь подыскать?
На это предложение я сразу же согласился. Я вернулся на Грейз-Инн-роуд с убеждением, что, будь на месте Пломера сэр Хампфри, дело получило бы более благоприятный оборот. Я подумал, что, если бы приглашенные на демонстрацию были простыми служащими или прачками, а не представителями высшего общества, все можно было бы остановить. Но в данной ситуации выхода не было. Действие произойдет, если никакие чрезвычайные обстоятельства его не остановят.
Почувствовав сильную усталость, я вернулся в дом миссис Доуни. Мое прибытие порядком обескуражило слуг, которые в отсутствие хозяев жили в свое удовольствие. Я сел и принялся составлять письмо к миссис Джакоби, чей адрес в Четхэме моя предусмотрительная Корделия записала перед тем, как эта леди отправилась к холодному очагу своей сестрицы. В письме я упрашивал миссис Джакоби забыть обо всех прошлых неприятностях и приехать опять, чтобы в последний раз оказать помощь своей бывшей подопечной. Я писал, что опасаюсь за мисс Клементи, ибо она попала в руки злых людей. Я обрисовал ей в красках не внушающий доверия союз Уиллера, Мортимера и Нотткатта, написал, как мисс Клементи, находясь в трансе, кричала о пожаре. И теперь певице предстояло повторить этот опасный эксперимент, но уже на публике. Я просил миссис Джакоби приехать из Четхэма в Лондон как можно быстрее (расходы я беру на себя).
Мне казалось, что мои просьбы вряд ли будут услышаны. А вдруг миссис Джакоби не окажется дома. Но даже если она будет на месте и получит мое письмо вовремя, то не исключено, что она останется верной своему первоначальному решению не встречаться более с Марией.
И все-таки я постарался отправить свое послание как можно быстрее, не оставляя надежды, что миссис Джакоби подоспеет вовремя.
В верхней части дома проходила генеральная уборка — там было совсем холодно, так как помещение здесь уже давно не отапливалось, — поэтому я сказал слугам, что буду спать в гостиной. Я велел затопить
