– Времени, к сожалению, действительно не хватает, а вы здесь часто бываете?
– О, я хожу почти на все премьеры, а понравившиеся спектакли посещаю иногда по нескольку раз.
– Завидую вам.
– Значит, вы любите балет?
– Да и балет тоже, но мое главное увлечение – это опера! – я сказала это совершенно искренне.
– А ваш молодой человек? – она кивнула в сторону подошедшего к нам в двумя чашечками кофе Дэвида, – разделяет ваше увлечение?
Своим кофе Дэвид угостил нашу новую знакомую, впрочем, это его ничуть не огорчило.
– В какой-то мере, – улыбнулась я, – но он как раз предпочитает балет.
– Странно, но мужчины чаще предпочитают балет, чем женщины, – наша собеседница многозначительно усмехнулась, – не представиться ли нам друг другу?
– Мэриэл, – назвала я себя, – а это Дэвид, – я посмотрела в сторону моего друга, и он неожиданно грациозно изобразил легкий поклон.
– Меня зовут Катарина, – с вполне уместной едва заметной кокетливостью представилась наша новая знакомая, – я бы хотела во втором акте пригласить вас в свою ложу. Я всегда покупаю ее целиком, чтобы иметь возможность пригласить туда друзей.
– Спасибо, с удовольствием принимаем приглашение, – ответил Дэвид за нас двоих.
У нас были неплохие места в партере, но смотреть балет из ложи было значительно приятнее. И даже не в том дело, что было лучше видно, и впереди не маячили ничьи головы, было в этих старинных креслах, обитых мягкой бархатистой тканью густо-вишневого цвета, что-то от другого времени и другого пространства, в общем это была игра в ту романтику, которая тайно продолжает жить в наших душах даже тогда, когда мы становимся прагматичными представителями нынешнего века. Пока шел спектакль, мы не разговаривали. В антракте, я, наконец, решилась направить разговор в нужную сторону.
– Скажите, Катарина, а среди ваших друзей не было полковника Зальцмана?
– Конечно, я была хорошо знакома с полковником, можно вполне назвать это даже дружбой. Но…
– Да, мы знаем, – ответила я на ее недосказанную мысль, есть люди, с которыми лучше не лукавить, – его убили, и, как это ни грустно, именно поэтому мы оказались здесь.
– Значит, вы хотите расспросить меня об этом человеке, чтобы решить загадку его смерти?
– И найти преступника
– Я постараюсь вам помочь, хотя все это так грустно.
– Милая Катарина, я потому и говорю с вами так откровенно, что вы мне нравитесь и, кроме всего прочего, я получаю удовольствие от общения с вами.
– Вы очень милая девочка, Мэриэл. Так что вы хотели бы узнать.
– У меня есть предложение: спокойно досмотреть спектакль, получив от него нормальное и всеми нами вполне заслуженное удовольствие, а затем Дэвид отвезет нас ко мне, я угощу вас кофе с бисквитами, и мы обо все поговорим.
– Отличное предложение, – улыбнулась Катарина.
После этого мы спокойно досмотрели замечательный балет Антона Крамера
Орден черной луны
Всю дорогу от театра до моего дома мы посвятили впечатлениям от спектакля и разговорам о музыке. Дома я заварила кофе нарезала лимон, открыла коробку с бисквитами, все это я поставила на чайный столик в гостиной. Мы разместились вокруг него в низких мягких креслах и только тогда приступили к деловому разговору.
– Так насколько хорошо вы знали покойного господина Зальцмана, – решилась я задать не очень корректный вопрос, но от него зависели все остальные вопросы, – извините меня, Катарина, за бесцеремонность, но, поверьте, это не праздное любопытство.
– Я понимаю, моя дорогая, не смущайтесь, если вам нужна моя откровенность, то она к вашим услугам… Я очень близко знала полковника и давно. Когда-то он был молодым лейтенантом, а я была балериной. Правда мы не виделись много лет и здесь, в Сент-Ривере встретились, можно сказать, случайно, но когда- то…Я не знаю, какая именно информация вас интересует, но готова рассказать все, мне это даже будет приятно, старые люди любят поговорить о прошлом.
– Так ваша любовь к балету – это не просто увлечение?
– Не просто… Балет – это для зрителей красивое хобби. Для балерины – это судьба. Ради балета мы отказываемся от многого, не все из нас, но и не все достигают таких вершин, каких удалось достигнуть Екатерине Савельевой, которая превратилась сейчас в престарелую любительницу театральных зрелищ Катарину Савьели.
– Так вы – Катя Савьели? – с таким восторгом воскликнул Дэвид, что это вызвало смущенную, но одновременно довольную улыбку Катарины.
– Да, так меня назвали здесь.
Поскольку я не репортер светской хроники и в балете обыкновенный зритель – дилетант, я лишь смутно помнила, это имя, но общение с бывшей звездой балета мне сегодня доставляло немалое удовольствие, мне она просто была очень симпатична, без всякой причины. Однако пришлось вернуться к прозе вопросов, которые должны были пролить свет на некоторые неприятные события.
– Вы сказали, что знаете Дэниса Зальцмана много лет, так?
– Да, и готова это подтвердить. Мы познакомились, пожалуй, лет сорок назад, точнее даже ровно сорок один год. Он тогда был совсем молоденьким и очень симпатичным. Меня только пригласили оттанцевать сезон в пяти спектаклях музыкального театра Сент-Ривера. Для молодой русской балерины это было очень неплохим началом карьеры. После первого же спектакля я проснулась знаменитой. Но с Денисом мы познакомились до моего триумфа. Мы жили в одной гостинице, несколько раз видели друг друга в ресторане, и он однажды решился ко мне подойти. Что мы тогда говорили друг другу, я не помню, но он был очень рад узнать, что я балерина. Он ухаживал за мной очень красиво, но мне кажется не думал, что меня ждет слава, поэтому позволил себе влюбиться. Да, молодые люди, сейчас в это трудно поверить…
– Ничего подобного, – тут же воскликнул мой друг, – и нужно сказать, что смотрел он сейчас на Катарину так, что трудно было усомниться в его искренности.
– Спасибо, милый Дэвид, но в те годы я была действительно хороша. – Катарина задумалась, словно мысленно ушла в те далекие времена, затем продолжила, – наш роман длился недолго, точнее – до генеральной репетиции, на которую я пригласила Дэниса. Там я его видела в последний раз перед нашей многолетней разлукой. Дэнис Зальцман по-настоящему знал и понимал балетное искусство. Понимал он и балерину Катю Савьели. Он понимал ее лучше, чем она понимала себя. Он ушел из моей судьбы, увидев и осознав, что ему не стоит соперничать с балетом в сердце балерины. Тем самым, признав первым то, что потом подтвердила рукоплескавшая мне много лет публика. Но это он мне объяснил только через много лет.
– То есть, это он вам объяснил тогда, когда вы встретились с ним совсем недавно? Не с молоденьким лейтенантом Дэнисом, а с отставным полковником, ветераном войны, господином Дэнисом Зальцманом?
– Именно так.
– Как грустно. И теперь ваши отношения продлились не дольше.
– Это было грустно тогда, а сейчас мне встретился совсем другой человек. Тогда балет разлучил нас. Сейчас между нами не было ничего общего, кроме любви к балету.
– В тот день, когда его убили, он тоже вернулся из театра, вы с ним виделись тогда?
– Да, была премьера очень неплохой современной постановки Дон-Кихота.
– Скажите, а на спектакле он был вместе со своим шофером?
– Своим шофером?! У него не было никакого шофера…
– Но ведь его привез в театр и отвез затем домой Тим Солтинг, который назвался его шофером, впрочем, и Тимом Солтингом он тоже именно назвался.
– Да с ним в театре был человек с таким именем, но Дэнис представил мне его как своего друга, однополчанина. Он гостил у Дениса и действительно помогал ему последние пару недель, поскольку у Дениса сильно ухудшилось зрение. Не настолько, чтобы отказаться от посещения театра, но водить машину уже было невозможно. Вы подозреваете, что этот человек и убил его?
– Похоже на то, но почему, зачем ему это было нужно?
