чем не обладает. Жажда, Саубон… Не жажда золота — жажда признания. Неудержимое желание быть признанным людьми — чтобы они смотрели и говорили: «Вот король, создавший себя сам!»
Келлхус смотрел в пустоту у себя под ногами, пустоту, от которой начинала кружиться голова. Глаза его были стеклянными: он созерцал путаницу внутренних тайн…
Саубон глядел на него с ужасом.
— А дитя? Вы сказали, что есть еще и дитя!
— Дитя по-прежнему страшится отцовской руки. Просыпается по ночам и плачет, не потому, что хочет признания, а потому, что хочет, чтобы его знали… Никто его не знает. Никто не любит.
Келлхус повернулся к принцу; в глазах его светилось понимание и неземное сострадание.
— Я могу продолжить…
— Н-нет, — запинаясь, пробормотал Саубон, словно выходя из транса. — Хватит. Довольно…
Но чего довольно? Саубон хотел получить предлог. Что он даст взамен? Там, где так много вероятностей, все сопряжено с риском. Абсолютно все.
«Что, если я сделаю неверный выбор, отец?»
— Вы слышите?! — со страхом воскликнул Келлхус, поворачиваясь к Саубону.
Галеотский принц отскочил от края утеса.
— Что слышу?
Правда порождает правду, даже если это ложь. Келлхус пошатнулся. Саубон метнулся и оттащил его от обрыва.
— Поход! — выдохнул Келлхус прямо в лицо Саубону. — Шлюха-Судьба будет благосклонна к вам… Но вы должны позаботиться, чтобы шрайские рыцари…
Он изумленно распахнул глаза, словно говоря: «Не может быть, чтобы послание оказалось таким!»
Есть предназначения, которые невозможно постигнуть заранее. Есть дороги, по которым следует пройти, чтобы узнать их. Рискнем.
— Вы должны позаботиться, чтобы шрайские рыцари были наказаны.
Когда Келлхус и Саубон ушли, Эсменет осталась сидеть, молча глядя в костер и изучая мозаичное изображение Последнего Пророка у себя под ногами. Она убрала ступни с ореола, окружающего руки Айнри Сейена. Это казалось кощунством, что им приходится ходить по нему…
Хотя с каких пор ее это волнует? Она проклятая. Никогда еще это не казалось таким очевидным, как сейчас.
Сарцелл здесь!
Несчастье за несчастьем. Почему боги настолько ее ненавидят? Почему они так жестоки?
Сарцелл, великолепный в своей серебристой кольчуге и белой котте, дружелюбно беседовал с Серве о Келлхусе, расспрашивая, откуда он родом, где они встретились, и все такое. Серве наслаждалась его вниманием; по ее ответам ясно было, что она обожает князя Атритау. Она говорила так, словно существовала только в той мере, в какой была связана с ним. Ахкеймион смотрел на них, хотя почему-то казалось, будто он не слушает.
«Ох, Акка… Почему я знаю, что потеряю тебя?»
Не боюсь, а знаю. До чего же жесток этот мир!
Пробормотав извинения, Эсменет встала и медленной, размеренной походкой отошла от костра.
Окутанная темнотой, она остановилась и опустилась на обломок рухнувшей колонны. Ночь была пропитана шумом, поднятым людьми Саубона: ритмичный стук топоров, гортанные возгласы, грубый смех. Под темными деревьями фыркали боевые кони и рыли копытами землю.
«Что мне делать? А вдруг Акка узнает?»
Эсменет оглянулась и была потрясена, обнаружив, что по-прежнему видит Ахкеймиона, темно- оранжевую фигуру у костра. Его несчастный вид и пять белых прядей в бороде вызвали у нее улыбку. Кажется, он говорил с Серве…
А куда делся Сарцелл?
— Должно быть, трудно быть женщиной в подобном месте, — раздался голос у нее за спиной.
Эсменет подскочила и стремительно обернулась; сердце бешено забилось от испуга и тревоги. Она увидела идущего к ней Сарцелла. Ну конечно…
— Так много свиней, — продолжил он, — и всего одно корыто.
Эсменет сглотнула и застыла, ничего не ответив.
— Я уже где-то видел тебя, — сказал Сарцелл, продолжая игру притворства, начатую еще у костра. — Ведь правда?
Он насмешливо поднял брови.
Глубокий вздох.
— Нет. Я уверена, что мы не виделись.
— Но как же… Да! Ты… проститутка. — Он обворожительно улыбнулся. — Шлюха.
Эсменет огляделась по сторонам.
— Я понятия не имею, о чем вы говорите.
— Колдун и шлюха… Пожалуй, в этом есть некое странное соответствие. Если учесть, сколько мужчин вылизывали тебе промежность, пожалуй, неплохо припасти одного с магическим языком.
Эсменет ударила его — точнее, попыталась. Рыцарь перехватил ее руку.
— Сарцелл, — прошептала она. — Сарцелл, пожалуйста… Она почувствовала, как его пальцы скользнули по внутренней стороне ее бедра, следуя какой-то немыслимой линии.
— Как я и сказал, — пробормотал он тоном, который она сразу узнала. — Корыто одно.
Эсменет оглянулась на костер и увидела, что Ахкеймион, хмурясь, смотрит туда, куда она ушла. Конечно, он ничего не видит в темноте — таково вероломство огня, освещающего небольшой круг и делающего весь остальной мир еще темнее. Но мог Ахкеймион это видеть или не мог, значения не имело.
— Нет, Сарцелл! — прошипела она. — Не… «…здесь».
— Нет, пока я жива! Ты понял?
Она чувствовала его жар.
« Нет-нет-нет-нет…»
Тут раздался другой, более звучный голос:
— Какие-то проблемы?
Развернувшись, Эсменет увидела, как из рощи вышел князь Келлхус.
— Н-нет. Ничего, — выдохнула Эсменет, с изумлением осознав, что ее рука свободна. — Господин Сарцелл испугал меня, только и всего.
— Она говорит охотно, — сказал Сарцелл. — Но то же самое делает большинство женщин.
— Вы так думаете? — отозвался Келлхус и подошел вплотную, так что Сарцеллу пришлось поднять взгляд. Келлхус смотрел на рыцаря. Держался он спокойно и даже несколько рассеянно, но в его поведении чувствовалась неумолимая, непреклонная решимость, от которой у Эсменет бешено заколотилось сердце. Ей захотелось кинуться прочь, не разбирая дороги. Неужто он слушал? Неужто он слышал?
— Возможно, вы правы, — бесцеремонно заявил Сарцелл. — Большинство мужчин тоже говорят легко.
На миг воцарилось неловкое молчание. Что-то в душе Эсменет требовало заполнить это молчание, но ей не хватало воздуха, чтобы заговорить.
— Ну что ж, я вас покину, — объявил Сарцелл.
И, небрежно поклонившись, он размашисто зашагал обратно к костру.
Оставшись наедине с Келлхусом, Эсменет облегченно вздохнула. Рука, сжимавшая ее сердце мгновением раньше, исчезла. Эсменет взглянула на Келлхуса и мельком заметила Небесный Гвоздь над его левым плечом. Князь казался призраком, сотканным из золота и тени.
— Спасибо, — прошептала она.
— Ты любила его?
У Эсменет защипало глаза. Ей почему-то даже в голову не пришло просто сказать «нет». Князю