Эстель всегда находила предлог, чтобы видеть Ники каждый день.
– Миссис Эйнсфорд просто отчается сделать из мальчика приличного слугу, – предупредил ее граф за завтраком однажды утром, когда ребенок зашел в комнату, неся ему газету, – если ты будешь продолжать каждый раз, когда он появится, упорно обнимать его за плечи, шептать на ушко и целовать в щечку.
Бедную экономку, наверное, хватил бы удар, если бы она узнала, что ее хозяйка каждую ночь носит кружку шоколада в комнату ребенка, когда тот уже лежит в кровати.
Но он не запрещал ей делать это. По вполне эгоистичным причинам, как признавался он сам себе. Эстель была счастлива оттого, что в доме появился ребенок, и так или иначе ее счастье распространялось и на него тоже, как будто только от него зависело спасение маленького мальчика-трубочиста от жизни, полной тяжелой работы. Она улыбалась ему, и для него сияли ее глаза. Эстель одаривала его нежностью днем, и страстью – ночью.
И, тем не менее, граф Лайл проверил, насколько правдивой оказалась история его нового слуги. Во время беседы с трубочистом он узнал, что Ники, конечно, вовсе не сирота, что у него, по крайней мере, есть мать, а возможно, и отец, и вероятно несколько братьев и сестер болтаются где-нибудь в трущобах Лондона. Трубочист рассказал, что мать мальчика заплатила за его обучение, и пожал плечами, когда граф подверг сомнению сей факт. Мастер предположил, что кто-то, наверное, дал ей денег. Он не знал кто, и почему это должно его заботить?
Мать мальчика не пришла возражать, что у ее сына прервалось обучение.
Вообще никто не пришел. Граф старался не вникать в дальнейшие подробности. Он решил не расспрашивать ребенка, не ставить его перед лицом собственной лжи. Ладно бы, соврал в начале. Но потом?
Неужели Эстель действительно верила, что мальчик искал воду и заблудился? Да, несомненно. Она верила. Она видела перед собой только худого и плачущего сироту, одиноко стоящего в темноте.
Граф все еще ничего не предпринял по этому поводу спустя пять дней после инцидента. Но на пятый день поздним утром, зайдя в свой кабинет, он застал Ники возле своего стола. Мальчик посмотрел на него широко раскрытыми и испуганными глазами.
– Доброе утро, Ники, – сказал граф, закрывая за собой дверь.
– Я принес почту, – пропищал мальчик, указывая на маленькую стопку на столе и продвигаясь бочком к двери.
Лорд Лайл остался на месте, окинув глазами рабочий стол. Его руки, как всегда, были сцеплены за спиной.
– Где она, Ники? – в конце концов, спросил он.
– Что? – невинные глаза ребенка уставились на него.
– Крышка чернильницы, – подсказал граф. – Серебряная крышечка.
Его светлость протянул руку ладонью вверх. Ребенок посмотрел на руку и поднял глаза навстречу спокойному взгляду хозяина. Он медленно поднял кулачок и, разжав его, положил в протянутую ладонь графа, пропавшую крышечку.
– Я только разглядывал ее, – оправдывался мальчик.
– И сжал в кулаке, когда я вошел?
– Я испугался, – ответил ребенок, опустив голову и уткнувшись подбородком в грудь. Он начал всхлипывать.
Лорд Лайл прошел к своему столу и сел.
– Подойди сюда, Ники, – приказал он.
Мальчик подошел и встал перед столом. Его рыдания больно было слышать.
– Сюда, – направлял его граф. – Подойди и встань передо мной.
Ребенок приблизился. Граф протянул ему носовой платок.
– Вытри глаза и высморкайся, – посоветовал он. – И больше никаких слез. Ты понял меня? Мужчины не плачут, кроме исключительных обстоятельств.
Мальчик повиновался.
– А теперь, – сказал граф, беря скомканный носовой платок и положив его на край стола, – посмотри на меня, Ники. Мальчик поднял глаза на лорда. – Я хочу, чтобы ты рассказал мне правду. Пожалуйста, только правду. Ты хотел взять крышку чернильницы?
– Я думал, что вы не будете по ней скучать, – помолчав, ответил мальчик.
– Ты брал что-то еще, с тех пор как живешь здесь?
– Нет. – Ники умоляюще смотрел на графа и отрицательно мотнул головой. – Я ничегошеньки не брал.
– Но собирался взять несколько дней тому назад? Ночью, когда мы застали тебя в холле.
Глазам его светлости предстала правда. Ники повесил голову.
– Ничегошеньки больше, – повторил он. – Ничего, по чему бы вы скучали.
– Что ты делаешь с тем, что воруешь Ники? – спросил граф.
– Я ничего не крал прежде, – прошептал ребенок.
Граф решительно протянул руку, взял его за подбородок и поднял вверх.
– Что ты делаешь с тем, что воруешь Ники?
Мальчик сглотнул.
– Продаю, – ответил он.
– Тогда у тебя где-нибудь находится куча припрятанных денег, – предположил граф. – Может, в том небольшом свертке?
Ники потряс головой.
– Я не получаю никаких денег, – сказал он.
Граф всмотрелся в испуганные глаза и нахмурился.
– Человек, которому ты продаешь, – продолжил допрос его светлость, – это тот человек, который отдал тебя в ученики к трубочисту?
Ники вытаращил глаза, потом кивнул.
– Кто получает деньги? – спросил граф.
Некоторое время мальчик молчал.
– Кое-кто, – в итоге прошептал он.
– Твоя мать, Ники?
– Мама мертва, – быстро сказал мальчик. – Я из приюта.
Тон графа был требователен, однако не груб.
– Твоя мать, Ники? – повторил он свой вопрос.
Мальчик поднял на хозяина глаза, взгляд которых говорил, что ребенок старше, чем выглядит.
– Па… ушел, – сказал ребенок. – Мэ… взял меня и Элси накормить. Он сказал, что мы много чего будем иметь, если я сделаю это.
В конце концов, граф отпустил подбородок Ники. Он выпрямился на стуле, оперся локтями на стол и прижал пальцы ко рту. Мальчик стоял перед ним, шаркая ногой по ковру, с опущенной головой.
– Ники, – наконец вымолвил лорд Лайл, – мне нужно знать имя этого мужчины и где его можно найти.
Мальчик отрицательно покачал головой. Граф вздохнул.
– Тогда адрес, где проживает твоя мать, – сказал он. – Она, может быть, волнуется за тебя. Мне следует поговорить с нею. Ты скажешь мне, где ее можно найти. Не сейчас. Немного позже. Я хочу спросить тебя кое о чем. Посмотри на меня.
Ники так и сделал.
– Тебе нравится ее светлость? – задал вопрос граф.
Ребенок кивнул. И так как, казалось, от него ждали ответ, он произнес:
– Она красивая. – И когда его хозяин не проронил ни слово, продолжил. – И хорошо пахнет.
– Ты хочешь, чтобы она узнала, что я обнаружил тебя с серебряной крышечкой в руке? – спросил граф.
Ребенок мотнул головой.
– Я тоже, – уточнил граф. – В этом мы с тобой сходимся. Как думаешь, что она сделает, если узнает?
